Три дня до небытия - Тим Пауэрс

– Нет, нужны спички.

– У меня есть, – сказал Маррити.

Передвинувшись, он вытащил из кармана и кинул рядом с пепельницей картонные спички, потом взял и нетерпеливо развернул бумагу. Это был чистый лист, непривычно шершавый на ощупь.

– Ручная работа, – пояснил Мишел.

– Я выведу вас на своих прежних нанимателей, – сказала Шарлотта, – и расскажу все, что о них знаю, если вы спасете Дафну и позволите мне воспользоваться машиной времени, – она улыбнулась. – А поскольку это – машина времени, я должна воспользоваться ею прежде, чем выведу вас на них.

Мишел рассмеялся и вытащил из кармана еще один листок. С виду это была обычная бумага для пишущей машинки, исписанная черными чернилами.

– Нет, прежде не выйдет. Орен, ты помнишь это упражнение: помоги им обжечь несколько спичек. Я хочу, чтобы каждый из вас скопировал на бумагу изображенные здесь символы.

Развернув третий лист, он разгладил его на столе.

Лепидопт узнал кривые и круги – это был колмосин, тип письменности, иначе называемый «ангельское перо» или «детские глазки», потому что многие знаки очертаниями напоминали детский рисунок глаза. Взяв картонные спички Маррити, он вырвал одну из книжечки и чиркнул ею. Головка вспыхнула фиолетово-желтым огоньком.

Маррити изучал шесть строк сложных знаков.

– А нельзя просто отксерить их на чистых листах?

– Нет, – ответил Мишел, – рисовать надо собственноручно и только обгорелой спичкой. Причем обратите внимание, что в оригинале ни одна из линий не соприкасается с другими. И на ваших копиях тоже не должны.

Лепидопт загасил спичку и взялся за следующую.

– Головку отломите, – посоветовал он Маррити. – Картонной палочкой проще рисовать.

В носу у него защекотало от запаха серы.

– Это что? – осведомился Фрэнк, пальцем подталкивая к себе спичку. – Тест на координацию или что-то в этом роде?

– Это амулет, – объяснил Мишел. – Нечего ухмыляться, его изобрел ваш прадед. В 1944 году – в помощь армии! – он от руки переписал и продал с аукциона свою статью по теории относительности 1905 года. Никто не заметил среди непонятных символов, обозначающих системы координат и постоянную ускорения, знаки колмосин – а ведь ФБР не выпускало его из вида. Впрочем, к тому времени, как рукопись попала в библиотеку Конгресса, мы уже изъяли тот лист. Он на это и рассчитывал, – старый оперативник обернулся к Лепидопту. – Ты же не потерял свой голографический талисман дальновидца?

Лепидопт кожей груди чувствовал маленький диск с запечатанным в нем фрагментом Эйнштейновской рукописи.

– Нет, – сказал он вслух, подумав при этом, что он не дальновидец, дальновидцем был Сэм Глатцер. И зажег новую спичку.

– А что изменится, – спросил Маррити, – в нынешнем положении вещей после того, как мы это проделаем?

– Лихо закручено! – отметил Мишел.

– Он преподает английскую литературу, – слегка пафосно произнесла Шарлотта, взяв Маррити под руку.

– Ага, – Мишел внимательнее взглянул на Фрэнка. – Такой лист, сложенный должным образом и приложенный к вашей коже, помешает похитителям вашей дочери вас выследить. Тогда мы сумеем подобраться к ним незаметно. В данный момент вас обоих защищает мое присутствие, – сдвинув рукав куртки и рубашки, он показал черные линии татуировки на правом предплечье, – но рядом я буду не всегда.

– Ладно, – Маррити высвободил у Шарлотты руку и взял одну из лежащих перед ним спичек. Краем глаза он увидел, что спичку взяла и Шарлотта, но замялась, напевая себе под нос какую-то старую полузабытую мелодию.

Ну, конечно же, сообразил он, она ничего не сможет сделать, если никто не будет смотреть, как она пишет.

– Это какие-то магические штучки, – сказал Фрэнк, бросив спичку. – Я сначала посмотрю, как она напишет. И что из этого выйдет.

Он посмотрел на листок с черными значками, потом перевел взгляд на чистый лист перед Шарлоттой. Та взялась за спичку и, пока Фрэнк переводил взгляд с листка на листок, начала выводить круги и кривые линии.

– Смотрит, не превращусь ли я в жабу, – хмыкнула она.

– Ну, – словно защищаясь, ответил Маррити, – это как с дегустацией блюд. Если они отравлены, лучше, если попробует только кто-то один.

– «Но также служит тот, кто лишь стоит и ждет», – процитировала Шарлотта. Судя по голосу, Маррити показалось, что ее это забавляет. Шарлотта изводила уже третью спичку. Маррити запоздало вспомнил мелодию, которую она напевала: «До свиданья, черный дрозд».

– Сегодня вечером поговорим обо всем поподробнее, – сказал Мишел, – в безопасном месте. А сейчас мне хотелось бы знать, – где они теперь, те люди, с которыми вы работали до сих пор?

– В Палм-Спрингс или направляются туда, – Шарлотта, покусывая нижнюю губу, делала вид, что водит глазами по листку, – для отвода глаз, догадался Маррити. – Та штука, которую соорудил прадед моего приятеля… я об этом не все знаю, но, поговаривают, что она может полностью удалить из картины мира чью-то линию жизни. Она использует некую энергию… это как-то связано с космологической постоянной Эйнштейна. В других измерениях ее значение больше, а у нас она стремится к нулю. Так большой пляжный мяч оставляет на плоском листе бумаги отпечаток размером с десять центов. Старик говорил, что вычисление этой константы – самая большая ошибка его жизни.

Маррити услышал, как заерзал на стуле старый Мишел. В его голосе впервые прорезался интерес:

– Вы хотите сказать, что они могут сделать кого-то вовсе не существовавшим? Не останется ни записей, ни памяти о нем?

– Угу… – Шарлотта дорисовала последний кружок и уронила на стекло столешницы последнюю спичку. Повернувшись к Маррити, она показала ему ладони.

– Никаких побочных эффектов! – бодро сообщила Шарлотта, хотя Фрэнку показалось, что голос ее звучит резче, чем следовало.

– И он, – нетерпеливо напомнил о себе Мишел, – этот… конвертер энергии вакуума где-то локализован?

– Да, – кивнула Шарлотта. – Один из моих нанимателей говорил о некоем «изолированном объекте».

Лепидопт зажег еще несколько спичек, и Маррити, взяв одну из них, начал копировать знаки на свой лист бумаги. Он был рад, что его исцарапанная ладонь не оставляет на бумаге следов крови – бог знает, к чему это могло бы привести.

Мишел покивал.

– Полагаю, он мог говорить о «сингулярности». Эйнштейн намекал в своих записях на нечто в этом роде, и мы много лет задавались вопросом, что же такое он на самом деле вычислил. Надо будет этим заняться – хотя не уверен, что моего уровня математики достаточно, – он искоса взглянул на Шарлотту. – Они когда-нибудь испытывали его?

Шарлотта пожала плечами.

– Кто может знать?

– Конечно, конечно… И где это – где в Палм-Спрингс?