«Священные войны» Византии - Алексей Величко

Вечная проблема противостояния монофизитов Кафолической Церкви, доставшаяся ему по наследству, не могла не волновать св. Маврикия. В это время Александрийская и Антиохийская патриархии лишь номинально могли считаться халкидонскими, поскольку параллельно официальной церковной иерархии там разрастался и укреплялся монофизитский клир. Хотя раздор среди самих монофизитов продолжался, и это даже привело к тому, что некоторые их общины вступали в евхаристическое единство с официальной Церковью, деятельность халкидонитов на этих территориях не имела большого успеха.

Оставаясь верным внутренней политике своих предшественников, св. Маврикий не стремился к административному давлению на монофизитов, чем обеспечил хотя бы на время мирное существование Египетской церкви. При нем в Александрии, где государственным законом монофизитам было запрещено проживать в столице Египта и служить в ее главных храмах, отличался своим благочестием и верой твердый халкидонит св. Евлогий (581—608).

Действуя фактически одновременно в качестве верховного гражданского правителя и духовного вождя народа, он стоял на примирительной к монофизитам позиции и даже разослал остальным патриархам послание, в котором предлагал отказаться от давления на тех. Никогда он не осудил ни одного монофизита, никогда не ссылался прямо на Халкидонский Собор, действуя в контексте «Энотикона» императора Юстина II, чем даже вызвал вначале негативную оценку со стороны Римского папы св. Григория Великого (590—604). По счастью, опасения понтифика, будто св. Евлогий тайный монофизит, были потом развеяны, и оба архиерея долгое время состояли в дружеской переписке[541].

Помимо вечной проблемы – монофизитства, в царствование св. Маврикия неожиданно (впрочем, так ли уж неожиданно?) возникли серьезные разногласия с Римским престолом, который в 590 г. занял папа св. Григорий Великий. Конечно, свою лепту в тот холодок, которым покрылись отношения между Константинополем и Римом, внесли и внешнеполитические обстоятельства, о которых будет сказано ниже. Но главное заключалось в двух событиях, по-разному воспринятых на Востоке и Западе.

Вечно озабоченный поиском денег для ведения войны с внешними врагами, крайне недовольный тем, что многие римские воины, еще не выслужившие полный срок службы, покидали армию и уходили в монастыри, император издал в 593 г. соответствующий эдикт. Согласно этому документу, всем государственным служащим, включая солдат, запрещалось совмещать службу с духовным званием.

Конечно, ничего необычного в этом правиле нет, но св. Григорий Великий, искренне испытывающий особую любовь к монашеству, горячо воспротивился царскому закону. Понтифик обратился ко многим влиятельным сановникам с просьбой воздействовать на императора, чтобы тот отменил свой закон, усиливал непосредственное давление и на самого царя. Политика папы была далеко не безуспешной: нуждаясь в авторитете св. Григория Великого для упрочения своего положения в Италии в период войны с лангобардами, св. Маврикий пошел ему навстречу и отменил столь ненавистный апостолику закон. Кроме того, монашество в Константинополе стало уже той силой, с которой нельзя было не считаться. Мир был восстановлен, но некоторое недовольство друг другом у папы и императора осталось.

В этом споре трудно принять сторону апостолика. Чрезвычайно благочестивый, император тем не менее не мог не заметить, сколько сил и средств у государства забирает монашество, куда рекой текли многие боеспособные люди молодого возраста. На реплику папы императору: «Я, ваш недостойный слуга, знаю многих воинов, которые, обратившись на служение Богу, совершили много чудес», один историк не без остроумия и оснований отметил: «Папа не подумал, что самым приличным чудом для этих набожных воинов было бы, если бы они отразили варваров и тем самым спасли своих сограждан от разграбления и плена»[542].

Примирение длилось недолго. В 587 г. в столице состоялся очередной Поместный собор, на котором Константинопольский патриарх св. Иоанн Постник принял добавление к своему титулу, назвав себя «Вселенским патриархом». Уже тогда Рим в лице папы Пелагия II (579—590) выразил явное неудовольствие, и понтифик в пику восточному нововведению стал именовать себя «раб рабов Божьих» (servus servorum), но дальше этого не пошел, опасаясь ссоры с императором. Однако св. Григорий чувствовал в себе гораздо больше сил и в 595 г. обрушился на новый титул Константинопольского патриарха со всей высоты положения Римской кафедры.

В обширной переписке с императором он приводил многочисленные доводы, доказывающие всю ущербность именования своего собрата «Вселенским патриархом», и требовал немедленного исключения ненавистного словосочетания из титулатуры Константинопольского архиерея.

Надо сказать, что, как это нередко бывает даже у выдающихся и святых людей, объективные мотивы переплелись у св. Григория Великого с субъективными. Не находя достаточных определений, чтобы дать максимально строгую оценку дерзостному поведению, как считал апостолик, Константинопольского патриарха, он тем не менее оставался верным сыном Римской кафедры, никогда не забывавшей о своем высоком предназначении. Эта двусмысленность позиции св. Григория явно проступает в его посланиях св. Маврикию.

«В то время, – пишет он царю, – когда все подпало под власть варваров, когда города разрушены, крепости срыты, провинции опустошены; когда поля остаются без рук, идолопочитатели свирепствуют и господствуют на погибель верующим: и в такое время священнослужители домогаются тщеславных титулов и гордятся тем, что носят новые, языческие наименования, вместо того, чтобы повергаться в прах, обливаясь слезами. Кто же это осмелился присвоить себе новое название, вопреки постановлениям Евангельским и каноническим определениям?»

Дальше, в пылу спора, понтифик недвусмысленно намекает, что, впрочем, такие новации вполне в духе Константинопольской церкви, издавна известной своими епископами-ересиархами. «Разве у вас нашелся только один, кто решился назвать себя “Вселенским”? На самом деле в Константинопольской церкви, я знаю, было много таких пастырей, которые пали в бездну ереси и сделались не только еретиками, но и ересиархами». По его мнению, попытка доказать первенство любого из епископов в Кафолической Церкви является неправомерной: «Кто оскорбляет Святую Вселенскую Церковь, в чьем сердце бушует гордость, кто хочет пользоваться особенными титулами и, наконец, хочет этим титулом поставить себя выше прерогативы Вашей власти – того нужно наказать».

Едва ли св. Маврикий, да и многие епископы стали бы возражать против умозаключений Римского папы. Но тут же св. Григорий Великий выделяет из всей массы православных архиереев Римских епископов, которые, как считал апостолик, вполне законно являются настоящими Вселенскими папами. Он настойчиво напоминает, что «этот титул был предложен высокочтимым Халкидонским Собором Римскому первосвященнику, в честь блаженного Петра, князя апостолов», но «историческая справка» в его исполнении звучит не очень убедительно[543].