Завершившие войну - Яна Каляева

порядок не придерживался. Детей обязан содержать отец, а если он по какой-то причине не может или не желает делать этого, значит, женщина совершила неверный выбор и должна послужить другим уроком.

Щербатов, разумеется, мог обеспечить женщинам из своей семьи возможность заниматься, чем им заблагорассудится.

— И вот что еще, — девушка чуть покраснела, но голос ее остался твердым. — Мне известны некоторые обстоятельства вашей частной жизни. Я бы хотела, чтобы вы знали: я никогда не стану обременять вас глупыми дамскими сценами. Конкубинат — древний и почтенный институт. Эта женщина, другие после нее — безразлично. Я знаю, свой долг в отношении семьи вы станете исполнять неукоснительно. Как вы проводите досуг — меня не касается.

Щербатов улыбнулся будущей невесте… теперь уже, по всей видимости, невесте.

— Полагаю, — сказал он тепло, — мы сработаемся.

Глава 33

Начальник штаба Объединенной народной армии Кирилл Белоусов

Апрель 1920 года.

Дорогая Саша!

В первых строках хочу сообщить тебе главное: мы держимся. Всей душой верю: где бы ты ни была и что бы ни делала, ты тоже держишься. Дай-то Бог.

Ни о чем я так не мечтаю, как о том, чтобы получить хоть какие-то достоверные известия о тебе. Как ты перенесла выпавшие на твою долю испытания? Чем живешь теперь, к чему стремишься? Разыскала ли Князевых и нашла ли способ их освободить? Здорова ли душой и телом? Увы, я могу только гадать. Потому расскажу тебе пока о наших скучных партизанских делах.

Здоровье мое более не ухудшается, слава Богу. Спина и колени болят только по утрам, во второй половине дня становится вполне переносимо. Мазь, выменянная у бабки — местные зовут ее каргой, то есть кем-то вроде ведьмы — помогает не хуже, чем немецкое средство, которое ты привозила из Петрограда. Но мне, разумеется, не хватает твоей заботы, Саша. Мне не хватает тебя.

Начальник штаба Народной армии мечтательно улыбнулся. Письма жене он составлял мысленно. Даже если бы была возможность отправить их, он разумеется, не стал бы этого делать — связь беглого комиссара с мятежной Тамбовщиной следовало скрывать любой ценой. Бумаге он этих слов тоже не доверял. Ни к чему рисковать на пустом месте… да и бумагу стоило поберечь. Но мысленно обращался к Саше каждый день, как только возникал перерыв в делах, что бывало вовсе не так часто.

Сейчас он запретил себе отвлекаться от бумаг, с которыми работал. Следовало закончить с ними, покуда крохотное окно избы пропускало достаточно света. Протоколы заседаний штаба, перечни боевых приказов, расписания караулов и дежурств, досадно короткая опись боеприпасов — все требовало его личного внимания. Печатной машинки в штабе Народной армии уже не было, приходилось разбирать рукописный текст, написанный нередко едва ли не на ходу.

Потом он побрился, без мыла, с холодной водой, используя оконное стекло в качестве зеркала. Дни, в которые начштаба позволял себе манкировать бритьем, можно было пересчитать по пальцам — когда обстрел шел круглые сутки без перерыва, и еще когда он горел в тифозной лихорадке. Все остальные поводы уважительными не считались.

Настало время проверять караулы. Это была обязанность дежурных помощников, но Белоусов неизменно участвовал в проверках и лично, хотя прогулки через сугробы плохо сказывались на его коленях. При штабе Народной армии всегда бывали командиры тех или иных отрядов; многие из них имели мало военного опыта либо не имели вовсе, пришли в восстание прямиком из гражданской жизни. Им следовало быстро усвоить правила армейского быта. Белоусов знал, что учить людей следует не столько нотациями, сколько личным примером. Пусть запомнят, глядя на него: начальник штаба не гнушается лично проверять караулы.

Похвалил часовых, которых застал в полном порядке. Пареньку, застигнутому на посту с самокруткой, назначил наряд вне очереди. Та же участь постигла свободного от караула бойца, справлявшего нужду вне установленного места.

— Да ладно, командир, мы ж на околице, — оправдывался боец. — До отхожей ямы через полсела тащиться! Кому это тут мешает, скажи на милость?

— Нас тут сотни человек, — терпеливо объяснил Белоусов. — Если всякий будет нужду справлять где ему вздумается, при следующей оттепели враз задохнемся. Ты в армии, правила есть правила.

В Императорской армии за подобный проступок боец схлопотал бы как минимум оплеуху и вдобавок — порцию отборной брани; мог бы и под плеть пойти, окажись господин офицер не в духе. Но в Народной армии действовали иные установления.

Раз уж Белоусов оказался на околице, заодно осмотрел дорогу: глубокая, вязкая, перемешанная с осколками льда грязь. Это хорошо. Это значит, еще поживем.

Знаешь, Саша, в Народной армии нередко говорят, что сама земля Тамбовщины — за нас. Зазорно повторять суеверия, но волей-неволей начинаешь верить во что-то подобное. Зима выдалась на редкость снежная, и снегопады временами проходят до сих пор, хотя на деревьях уже раскрываются почки. Когда снег начнет наконец таять, вода еще несколько недель будет стекать на дороги, оставляя их непроходимыми для вражеской техники.

Да и в остальном с природными факторами нам на удивление везет. Поземка заметает следы, густые хвойные леса укрывают от авиаразведки. Кони противника не приучены к запаху волков, которых без числа расплодилось в этот год, так что враг остался без основного транспорта.

В том, что мы держимся до сих пор, велика заслуга не только сил природы, но и покойной Аглаи Павловны. Не берусь оценивать нравственную сторону ее поступка — христианин обязан сокрушаться только о собственных грехах. Однако генерал Вайс-Виклунд был опытным и чрезвычайно опасным противником. Если б он развил начатое наступление на юг, я бы, верно, не сочинял теперь этого письма. Когда же враг остался без командования, мы сумели вернуть некоторые из потерянных позиций. Новое, присланное из Москвы командование до сих пор не сориентировалось в обстановке и принимает непродуманные решения. Работа с населением, проведенная администрацией Вайс-Виклунда, пошла насмарку, потому что новая власть не сумела вовремя подтвердить щедро розданных ее предшественниками обещаний.

Последней была назначена инспекция банно-прачечного отряда. Как и многие люди, Белоусов имел обыкновение неприятные дела откладывать напоследок. В банно-прачечных отрядах служили, если это так можно назвать, женщины из числа беженок. О субординации там нечего было и думать, почти непрерывно шли скандалы и склоки. Вот и теперь из избы, отведенной под прачечную, доносился визгливый бабий крик.

Белоусов подавил соблазн пройти мимо, оправдавшись перед собой другими делами. Вздохнул и вошел в избу, отведенную под прачечную. Тут же принялся расстегивать шинель —