Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев

Но Никон тоже не прост был.

– Пошто ты спрашиваешь меня? – спросил он. – Кто ты такой?

– Разве ты не понял, что я, александрийский патриарх, вселенский судья! – сказал Паисий.

– Тогда и суди себя по тому же правилу, как и нас, – заявил Никон. – В Александрии и Антиохии, как и в Москве, патриархов нет. Александрийский – в Каире живет. Антиохийский – в Дамаске. Ну а московский патриарх – в Воскресенском монастыре.

Переглянулись Вселенские патриархи.

– Никон! – вопросил Макарий. – Зачем ты велел писать себя патриархом Нового Иерусалима?

– Еще одна вина моя забыта… – смиренно покаялся Никон. – В прошлом собрании рязанский архиепископ Иларион обвинял меня, будто я называл Макария и Паисия неистинными патриархами. Признаю, что говорил такое. Мне достоверно известно, что в Александрии и на Антиохийской кафедре другие теперь патриархи сидят. Пусть великий государь прикажет свидетельствовать, что это не так, а патриархи пусть присягнут на Евангелии.

Тягостное молчание воцарилось в столовой избе.

Беспощадно точный удар нанес Никон. И поклясться на Евангелии было нельзя, и не клясться невозможно. Долго переговаривались между собой патриархи. Макарий вроде готов был принести клятву, но Паисий опередил его.

– Мы – истинные патриархи! – объявил он громогласно. – Мы – не низверженные патриархи. Сами мы не отрекались от престолов. Разве турки чего без нас учинили. Но если кто-то дерзнул вступить на какой-либо наш престол по принуждению турок, то он не патриарх, а прелюбодей. А клясться на Святом Евангелии архиерею не подобает.

Мудро ответил отставной патриарх Паисий, только патриарха Никона ответ не удовлетворил.

– Свидетельствую Богом, – сказал он, – от сего часа я не стану говорить перед вами, пока константинопольский и иерусалимский патриархи сюда не будут.

Есть сведения, что Алексея Михайловича все-таки удивила фиктивность прибывших в Москву патриархов и он потребовал от Паисия Лигарида объяснений.

– Гнев ваш, великий государь, вызван незнанием вопроса, – спокойно ответил Лигарид. – Патриарх Макарий никогда в Антиохии не бывал, живет в Египте, но в этом нет ничего удивительного. То же самое и с Паисием. Он действительно не занимает сейчас патриаршего престола. В настоящий момент александрийским патриархом является Иоаким Первый. Но если государь употребит свое влияние и заплатит туркам достаточно денег, они выгонят Иоакима и восстановят на престоле Паисия. Это дело там обычное…

Потом он объяснил царю, что выхода у него все равно нет.

– К сожалению, великий государь, – сказал он, – это необходимо-таки сделать. В противном случае суд над патриархом Никоном не будет иметь никакой силы. А великий государь не может допустить этого. И не только из-за Никона. Русские иерархи признали, что александрийский патриарх является судьей Вселенной, а антиохийский – пастырем пастырей и архиереем архиереев. Если теперь вы изгоните Паисия и Макария, вы обидите всю Восточную Греческую Церковь. Великому государю надо-таки послать туркам деньги, чтобы выкупить престолы вселенских патриархов для Паисия и Макария.

Алексей Михайлович вынужден был последовать этому совету[69].

12 декабря в Благовещенской церкви Чудова монастыря зачитали Соборный приговор по делу Никона.

Государя не было, но зато были отставные патриархи и все митрополиты и епископы. Симон Вологодский пробовал отговориться от участия в этом подлом деле болезнью, но его принесли в церковь на носилках.

Греческий текст приговора прочитал эконом антиохийского патриарха Иоанн, а русский – архиепископ Иларион.

«Благословен Бог. Нам и Святому Духу и божественно коронованному Царю благоугодно… – звучал его голос, – и мы постановляем согласно решению Святейших патриархов наших братьев во Святом Духе и сослужителей, что Никон более не Патриарх Московский и не должен больше так называться…»

Между прочим, в приговор было включено и обвинение Никона в гибели коломенского епископа Павла.

«Низверг один, без Собора, Коломенского епископа Павла! И, рассвирепев, совлек с него мантию и предал его тягчайшему наказанию и биению, от чего архиерею тому случилось быть как бы без разума, и никто не видел, как погиб бедный, зверями ли растерзан или впал в реку и утонул»…

Как только был дочитан приговор, приезжие патриархи вскочили со своих седалищ и, бормоча на ходу молитвы, бросились к Никону. Начали срывать с него панагии, усыпанные бриллиантами, клобук с вышитым на нем огромными жемчужинами крестом.

Из-за дележки драгоценностей между Макарием и Паисием возник спор.

Печально смотрел на них Никон.

– Возьмите и мантию мою, бедные пришельцы! – сказал он. – Разделите на ваши нужды.

– Нет! – со вздохом ответил ему Макарий. – Мантию снимать с тебя великий государь не велел.

– Отчего не велел? – удивился Никон. – Это ваша добыча.

Конец света в 1666 году так и не наступил. Московские считальщики на 1669 год его перенесли. Но до 1669 года еще дожить надобно было – напасти-то одна за другой валились на голову…

И вот ведь уже и своего нового патриарха Иоасафа поставили, а приезжие сидели в Москве, никуда не съезжали. И уже и с турками – слава Богу, хоть тут Лигарид не обманул! – договорились.

Не столько и денег отдали, а добыли фирман от султана, позволяющий Макарию и Паисию возвратиться на свои кафедры. Не шибко и дорожились турки этими кафедрами.

Только теперь не турки, а православные заартачились. Торговаться стали: дескать, и тем Паисий плох, и этим не хорош, если не приплатите к нему, никак невозможно принять! С константинопольским и иерусалимским патриархами переписка завязалась.

Христом Богом умолял Алексей Михайлович выманить Макария да Паисия из России – своих мошенников полно.

А патриархи Паисий и Макарий, чтобы отплатить царю Алексею Михайловичу за его хлопоты, не покладая рук трудились.

Газский митрополит составлял определение Собора, а патриархи архиереев здешних подписывать эти бумаги примучивали.

– Пошто хлопочете-то, святители? – пытался утишить вошедших в азарт учителей патриарх Иоасаф. – Осудили уже мы обряды церковные. Все ладно устроено. Тремя перстами велено крестное знамение творить.

– Вы и Никона от патриаршества отрешали, – отвечал Макарий. – А что вышло? Только верхушку у сорняков удаляете, а их с корнями вырывать надобно. Почитай-ка, святейший, лучше из сочинения архимандрита Дионисия, мы ему насчет перстов все написать велели.