Потерявшиеся в мирах - Валентина Ульянова

Он попытался позвать на помощь, но вместо крика из горла вылетел слабый хрип. Даже вдохнуть глубоко не получалось. Тогда он перекатился поближе к двери… И вновь потерял сознание. Потом, очнувшись, перекатился ещё раз, ещё… Когда он очнулся возле ступеней, уже светало. Внезапно дверь отворилась и человек в широком плаще выскочил на порог, едва не наступив на Сергея.

— Эй, это что?! — раздался вверху звонкий мальчишеский голос, и Сергей увидел над собой склонённое юное веснушчатое лицо с рыжими растрёпанными вихрами.

— Ты… ранен?! — разглядывая его, спросил незнакомец и тут же сам ответил себе: — Ну и болван же я! Конечно же ранен! Вот и кровь! Голова разбита! Ой-ёй-ёй! Молчи и не шевелись, тебе нельзя! Погоди, приятель, сейчас я кликну учителя и мы поможем тебе! — и, взметнув над Сергеем полами плаща, он опрометью бросился в башню.

Сергей облегчённо вздохнул и снова провалился в беспамятство…

Очнулся он в низкой и тесной комнате с каменными голыми стенами и узким окошком, в которое ярко светило солнце. Он лежал возле стены на лавке, застеленной какой-то шкурой, укрытый стёганым одеялом. Возле него стоял табурет с кружкой и куском пирога на оловянной тарелке. Сергей осторожно приподнялся, опираясь на локоть и стараясь не обращать внимания на головокружение, взял кружку и отхлебнул из неё. Вода показалась ему на удивление вкусной, даже сладкой, и он жадно выпил её до последней капли.

— Да тебе же нельзя вертеться! — внезапно раздалось откуда-то сбоку, и сейчас же перед ним появился давешний рыжий мальчик. Он взял у Сергея пустую кружку и помог ему снова лечь на высокую, шуршащую сеном, подушку, досадливо бормоча: — Эх, плохая из меня сиделка! Надо же было отойти именно тогда, когда ты очнулся! Ты бы позвал! Дверь на кухню открыта, и я бы сразу пришёл. В следующий раз зови, хорошо? Учитель говорит, что тебе надо полежать неподвижно денёк-другой.

— Хорошо… — еле слышно согласился Сергей: комната, казалось ему, ходила вокруг ходуном. Но всё-таки, хоть и едва шевеля языком, он спросил: — А… кто твой учитель?

— Звездочёт! — с гордостью ответил его новый знакомец.

— Ну что? — раздался у двери повелительный резкий голос. — Тебе, я вижу, получше? Пришёл в себя, испил воды, это уже хорошо. Познакомимся! Я Маландрин, здешний хозяин. А ты кто?

Сергей с усилием сфокусировал взгляд на приблизившемся человеке. Над ним возвышался чернобородый старик с бледным длинноносым лицом, одетый в широкую фиолетовую мантию. Он медленно склонился над мальчиком, пристально вглядываясь в него близко посаженными, пронзительными, ястребиными глазами:

— Как ты здесь очутился? Что случилось с тобой?

— Я… — Сергей попытался сосредоточиться, но боль снова пронзила мозг, и он ответил, как пришлось: — …я ничего не помню… Кажется, я ехал куда-то… а потом… всё обрушилось…

— Ему трудно говорить! — сострадательно прошептал ученик Маландрина из-за его спины. — Ему больно!

— Подожди, Небензя! Ничего не помнишь? — настаивал, однако, странный хозяин. — И как твоё имя — тоже?

— Имя… помню: Сергей. А больше… ничего, — невнятно ответил он, пытаясь понять, как это может быть, что две фигуры в мантиях так странно плывут и шатаются, оставаясь при этом на месте.

— Если помнишь хоть что-то — скажи! — продолжал требовать Маландрин. Потом, помолчав, спросил: — Может быть, тебя ищут, и кто-то волнуется о тебе?

В воображении мальчика промелькнули смутные образы каких-то людей, где-то тревожащихся о нём, — но всё это было так нереально и далеко, так неуловимо, так отгорожено огненными шипами боли, что думать и говорить об этом у него совсем не было сил, и он прошептал:

— Нет… ничего не помню.

— А хочешь ли ты, чтобы я помог тебе? — вкрадчиво спросил звездочёт.

— Да, — с благодарностью откликнулся он, морщась от огненной боли в висках, — спасибо…

Хозяин башни хищным, нервным движением потёр сухие ладони и затем простёр их над лежащим Сергеем.

— Да будет всё так, как ты сказал, — медленно, вязко выговорил он. — Моя помощь над тобою!

У Сергея вдруг позеленело в глазах, всё поплыло вокруг — и странный учитель, и притихший его ученик, и тёмные каменные стены, и меркнущий свет окна, — и на мгновенье исчезло, поглощённое тьмой. Потом он снова открыл глаза — но теперь единственное, что он по-настоящему видел, было длинное мертвенно-бледное лицо и пристальные, птичьи глаза склонившегося над ним Маландрина.

— Тебе лучше? — спросил звездочёт.

— Да, учитель, мне намного лучше, — с готовностью ответил Сергей. — Скоро я встану и смогу Вам служить!

Тот удовлетворённо кивнул:

— Прекрасно! Скоро и будешь служить. А теперь поспи! — и провёл ладонью перед лицом нового ученика.

И он сейчас же заснул.

Несколько дней мальчик спал, просыпаясь лишь изредка и ненадолго, потому что даже самые простые дела, вроде завтрака или беседы, страшно утомляли его. Ученик звездочёта оказался отличным поваром и сиделкой. Он жил в той же самой комнатке, что и Сергей, и в течение дня, прерывая свои таинственные труды в недрах башни, постоянно заглядывал в их каморку, беспокоясь о страждущем. Уже к вечеру первого дня мальчики чувствовали себя настоящими друзьями. Порывистый, доброжелательный, с рыжими вечно взлохмаченными вихрами, открытым лицом и простодушными голубыми глазами, Небензя просто не мог не внушить доверия и симпатии. Поставив перед больным тарелку, он начинал добродушно болтать о своей службе у Маландрина, которого он обожал.

— Я сам пришёл учиться к нему, — взахлёб рассказывал он. — Я хочу у него научиться всему, хочу читать судьбы по звёздам и помогать всем людям, как он! Ведь ничего нет лучше! Я готов сколько надо стряпать, прибираться, прислуживать — ведь это закон ученичества, и когда годы учения кончатся, я стану — как он! Представляешь?! К нему приходят растерянные, несчастные и больные, а уходят с надеждой, и выздоравливают, и находят потерянные вещи! Я раньше и не думал, что такое бывает! Вот, например, Горица недавно пришла, перепуганная… — и он пускался в очередную историю, которых у него было не перечесть.

Сергей молча слушал его, и что-то смутно тревожило его во всех этих историях, но думать у него не было сил. Он благодарил за еду, устало откидывался на подушки и вновь засыпал. Ни о доме, ни о родителях, ни об Асе он за всё это время ни разу не вспомнил.

Только одно удивляло его. «Если Небензя действительно ученик звездочёта, — думал он, — то почему он не учится, а выполняет всю работу по „дому“ („то есть по башне“) — готовит, убирается и даже стирает?» Наконец, он спросил об этом у друга. Тот удивлённо улыбнулся в ответ:

— Да ведь это же так всегда: у любого мастера ученик сначала служит по-чёрному и помогает во всём, а не только в деле. Ученичество длится годы, и у меня ещё будет другое время — время овладения знанием! Ради этого я готов всё терпеть! Но я уже и сейчас прислуживаю в чтилище и бываю на смотровой! — добавил он радостно.