Черная башня - Луи Байяр

— Мне очень жаль, — говорю я. — До меня ничего не доходило.

Перед тем как расстаться, она доверительным тоном произносит:

— Доктор, нам нет нужды беспокоиться. Бог совершил много чудес, чтобы вернуть нам Шарля. Он не покинет его во второй раз.

Между тем Шарль с баронессой так и не посетили гудзонских Лионкуров, и жаждущая новостей герцогиня их не получает. Ни тогда, ни впредь.

Но ее вера в него остается непоколебимой, из-за чего она отказывает во встрече другим «пропавшим дофинам», домогающимся у нее аудиенции. А их пруд пруди. Один, часовщик из Германии по имени Карл Наундорф, заходит так далеко, что подает на нее в суд, требуя неустойки за пропавшее имущество. За свою опрометчивость ему приходится поплатиться депортацией в Англию.

В 1824 году наступает долгожданная для многих смерть мучимого подагрой старика Людовика Восемнадцатого. Граф д'Артуа наконец-то получает корону и под именем Карла Десятого принимается насаждать в стране абсолютизм, которого, по его мнению, Франции так долго не хватало. Франция выражает несогласие. Через шесть лет ему на смену приходит Луи Филипп, его кузен, и многим он больше приходится по нраву. Королевское семейство опять в изгнании; герцогиня снова вынуждена покинуть родину, на этот раз навсегда.

Она переезжает из Эдинбурга в Прагу, из Праги в Словению, но неизменно остается моей самой верной корреспонденткой. И если имя Шарля в ее письмах упоминается лишь изредка, то мыслью, воспоминанием о нем дышит каждая строка — и разве не отношением к нему определяется наша близость?

Впрочем, есть еще кое-что: моя карьера. Спустя пару недель с того момента, как благодаря герцогине корабль слухов пустился в плавание, меня начинают буквально осаждать пациенты со всего Сен-Жерменского предместья. По большей части женщины: графини, маркизы, жены послов, матери банкиров, и все жалуются на сердцебиение, бессонницу, фригидность или перевозбуждение. Многие убеждены, что они при смерти; одна считает себя куропаткой. У всех денег куры не клюют, и не проходит и года, как я уже веду прием в собственной клинике на улице Ришелье, пользуясь репутацией человека с редкостной (а по мнению некоторых, опасной и не совсем приличной) способностью к внушению.

Открою вам небольшой секрет. Посадите женщину определенного типа в комнату с приглушенным освещением, проникновенно посмотрите ей в глаза, при необходимости примените незамысловатый терапевтический прием — прикосновение… и редкая особа устоит перед этим. И если впоследствии пациентка пожелает вылечить вас, то кто вы такой, чтобы отказываться?

Попрактиковав, таким образом, несколько лет — и сменив не одну любовницу, — я прихожу к заключению, что ушел в своей деятельности слишком далеко от клятвы Гиппократа. Тогда, совершив поворот, столь крутой, что удивляюсь сам, я посвящаю себя лечению венерических болезней. Я умышленно выбираю такую специальность, чтобы оттолкнуть прежнюю клиентуру, однако моими первыми пациентками становятся именно великосветские дамы из тех, кого я прежде лечил от вялости кровообращения.

Скоро, однако, к моему порогу находят путь и мужчины. Моряки, конопатчики, заместители министров, герцоги… Я лечу всех, проводя различия лишь во взимаемой плате — в зависимости от возможностей клиента. Однажды августовским утром ко мне является статный господин в белой шелковой сорочке с кружевами, надетой под легкий летний жакет. Вслед за мной он проходит в кабинет, и когда я интересуюсь, на что он жалуется, он с изысканной вежливостью отвечает:

— Из него течет что-то не то.

Я смотрю на пациента. В ответ мне подмигивает большой серо-синий глаз. Видок.

Мы не встречались много лет, но я по газетам следил за перипетиями его жизни и карьеры. К примеру, мне известно, что он женился на Жанне Виктории — в конце концов «не подвел». Она, можно не сомневаться, тоже не подвела бы, если бы через четыре года не скончалась. Спустя шесть недель за ней последовала мамаша Видок, и теперь, по слухам, великий сыщик находит утешение в обществе очаровательной юной кузины. То есть когда не гоняется за актрисами, моделями художников, субретками… женами своих подчиненных…

Он раздался и поседел, приобрел более отточенные манеры, но в своей раскованности остался прежним. Когда он, полуголый, ложится на смотровой стол, то начинает буквально фонтанировать:

— Черт возьми, Эктор, вы отлично устроились. Мне нравятся канделябры — порфировые? С вкраплениями малахита? Красиво. Бархатные портьеры тоже неплохи. Похоже, лионские. Эй, а вы женаты? Нет? Преклоните колени и возблагодарите Бога. Поглядите на меня, прежняя жена еще не остыла в могиле, а Флоринда Альбертина уже зудит день и ночь, пошли, мол, в бюро регистраций. Чего ради, спрашиваю я ее. Кстати, у всего есть хорошая сторона. Никто не потащит тебя к алтарю с протекающим краном. Нет, заниматься любимым делом мне это не мешает! Я родился с эрекцией. Чистая правда, разрази меня гром…

Я, проводя осмотр, ничуть не препятствую его словоизвержению, но спустя некоторое время тон его голоса выдает… уязвимость, назовем это так. Я понимаю, что он беспрерывно говорит, потому что чувствует себя так же неловко, как и я.

— Что вы там смешиваете? — осведомляется он.

— Ртуть и нитрат серебра.

— Это туда, в дырочку?

— К сожалению, да.

Он замолкает, из чего я заключаю, что он собирается с духом перед процедурой. На самом деле он мысленно возвращается к тем нескольким неделям, которые мы провели вместе.

— Странно это все было, правда, Эктор?

— Правда.

— Одного действительно жаль, — продолжает он. — Нам никогда не узнать, что произошло в той башне на самом деле. Чертовски обидно.

Однажды в декабре, возвратившись домой после визитов, я обнаруживаю на столе конверт. Судя по обратному адресу, из Соединенных Штатов Америки. В конверте две вырезки — из «Сити газетт» и «Дейли адветайзер» города Чарльстон, Северная Каролина. Моего английского с грехом пополам хватает, чтобы разобрать следующее:

«Баронесса Прево, прославившаяся своими блестящими лекциями, посетила наш город, жители которого теперь смогут по достоинству оценить ее выдающиеся таланты. Имея счастье быть лично знакомым с баронессой, я могу лишь по мере сил воздать этой незаурядной и элегантной французской леди подобающие ей почести. Ее лекция озаглавлена „Страдания благородной дамы во времена террора, претерпленные ею от безбожников-якобинцев“. Особенно волнующей частью лекции является сценически воссозданная попытка гильотинирования сына баронессы, который лишь в последний момент избежал казни и потерял правую кисть. Эту роль в представлении играет сам благородный джентльмен, талантливый молодой человек, ныне специалист по орхидеям, о которых он захватывающе рассказывает, проводя сравнение между европейскими и американскими разновидностями. Я искренне убежден, что баронесса и ее спутник встретят те восхищение и поддержку, которых заслуживают.

Ценитель»