Лес Мифаго. Лавондисс - Роберт Холдсток

Странное выражение коснулось лица Джеймса Китона, и Таллис поняла, что ее отец внезапно испугался. Он побледнел, глаза расширились. Он задышал быстро и нервно.

Таллис подошла к проволоке и уставилась в полутьму. И через какое-то время разглядела далеко за линией деревьев отблеск солнечного света.

– Там поляна, – сказала она, но отец решил ее не услышать. Отойдя от леса, он остановился возле канавы на обочине дороги и посмотрел вдаль. Мать расстелила скатерть под одиноким вязом и начала распаковывать корзину.

– Пап! Там поляна, – сказала Таллис.

– Не уходи слишком далеко, – ответил он, Таллис, страшно возбужденная, поникла. Он не слышал ее! Он настолько погрузился в собственные мысли и тревоги, что отказывался даже признать, что дом мог затеряться в лесу.

Дом был там, а сейчас исчез. Таллис посмотрела на дорогу, бетон которой был срезан как ножом, как если бы лес проглотил его, целиком. Возможно, точно так же лес расправился и со всем домом, деревья поглотили его.

Она не знала, откуда взялась эта странная мысль, но в голове возникла картина, такая же отчетливая, как и те, что приходили из книги сказок, которую она читала всю жизнь.

Темные леса, далекие замки… и желтые, освещенные солнцем поляны, где можно найти странные сокровища.

Она подошла к ограждению, аккуратно приподняла нижнюю проволоку и скользнула под нее. Оказавшись по ту сторону, она посмотрела на родителей, которые сидели на скатерти, пили чай и разговаривали.

Повернувшись, она пошла через подлесок к далекой полоске света.

Через тонкие подошвы она чувствовала разбитую, но еще твердую дорогу. Бетон оплели корни, и, пробираясь через мглу, ей постоянно приходилось отводить в сторону низкие ветки. Вскоре она подошла к поляне поближе и увидела, что маленькую прогалину со всех сторон окружают огромные дубы с темными стволами. Над густой листвой торчали мертвые ветки, сломанные и изогнутые зимними ветрами.

И тут же она заметила кирпичную стену и два окна, давным-давно оставшиеся без стекол; из них свисали ветки победившего леса, чем-то похожие на мертвые руки.

Отведя в сторону колючую паутину, усеянную красными ягодами, она шагнула вперед; в самой середине поляны, перед домом, стояла высокая деревянная колонна. На ее верхушке было вырезано смутное подобие человеческого лица: простые раскосые глаза, разинутый рот, прорезь на месте носа. Дерево почернело от дождей, крошилось и гнило, расколовшись посредине. Таллис поглядела на столб, и ей стало не по себе, как если бы лицо посмотрело на нее в ответ…

Обойдя ужасный тотем, она вошла в сад дома, раньше называвшегося Оук Лодж. И сразу увидела яму для костра, вырезанную в дерне: все, что осталось от когда-то ухоженного газона. Вокруг были разбросаны кости животных и остатки досок.

Ничего не двигалось, и все-таки у нее возникло сильное ощущение, что на нее глядят. Она нервно позвала, кого-нибудь, но сама почти не услышала свой голос: тяжелые стволы дубов впитали ее слова, и ей ответили только птичьи трели, донесшиеся с ветвей.

Таллис пробежалась по маленькому саду, заглядывая во все уголки: здесь остатки колючей проволоки, тут несколько деревянных планок, проткнутых корнями – быть может, от курятника или собачьей конуры.

И над всей маленькой поляной главенствовал изрезанный ствол, тотем. Главенствовал и отбрасывал мрачную тень. Таллис осторожно коснулась почерневшего дерева, и от него отломался кусок, обнажив кишащих под ним насекомых. Она опять посмотрела на жестокое лицо, злые глаза и оскалившийся рот. И заметила едва видимые остатки рук и ног, почти полностью уничтоженных временем.

Эта древняя фигура смотрела на дом; быть может, стерегла его.

Сам дом стал частью леса. Деревья взломали пол и росли из холодной земли под ним. Ветки оплели окна. Стволы проткнули крышу, и только каминная труба возвышалась над верхушками деревьев.

Таллис заглянула в две комнаты; в первой, кабинете, безжизненно болтались рамы французских окон, плющ покрывал стол, а в середине возвышался V-образный дуб. Во второй, маленькой кухне, она нашла покрытые мхом остатки соснового стола и старую плиту. Ветки, как виноградные лозы, протянулись по потолку. Кладовка была пуста. Она сняла с крюка железную сковородку и едва не вылезла из кожи, когда сук, пробуравивший кирпич за ней, распрямился и прыгнул вперед.

Она заглянула в гостиную и испугалась: деревья заняли каждый фут комнаты, сокрушили мебель и стелились по стенам, пронзая выцветшие картины в рамках.

Таллис вернулась в сад. Солнце стояло прямо над головой, и было трудно смотреть вверх на ухмыляющийся тотем, вырезанный на огромном стволе. Она рассеянно спросила себя, кто воздвиг статую и зачем…

Все на поляне и в разрушенном доме говорило о том, что раньше здесь жили люди. Однако яма от костра была старой, пепел утрамбован бесчисленными дождями, а животные растащили кости по всему саду. Но тем не менее у нее возникло чувство жилья; это не случайный привал – скорее охотничий лагерь.

Что-то проскочило мимо нее, быстро и тихо.

Таллис вздрогнула. В глазах, ослепленных ярким солнцем, еще мелькали искаженные контуры лесной статуи. И все-таки ей показалось, что мимо пробежал ребенок. И мгновенно исчез в подлеске, нырнув в него в том же месте, из которого она сама осторожно вошла в этот маленький затерянный сад.

Лесная страна вокруг нее задвигалась, что-то загадочно замерцало на краю зрения. Знакомое ощущение, бояться нечего.

Наверно, она вообразила себе этого ребенка.

Внезапно Таллис успокоилась, душу охватил покой. Она уселась под огромным стволом и посмотрела через его неровный силуэт на блестящее небо, потом закрыла глаза. И попыталась представить себе, каким был дом, когда в нем жили люди. Дедушка должен был рассказывать ей о нем. Возможно, его слова смогут подняться на поверхность из детской части ее сознания.

Вскоре она представила себе собаку, бродящую по саду; в земле рылись цыплята. Из открытой двери кухни доносились звуки радио; что-то готовила женщина, стоявшая за сосновым столом. Французские окна были распахнуты; из кабинета доносились голоса. Двое мужчин сидели за столом, обсуждая древние реликвии. Потом они начали писать в толстой книге, на белых листах появились слова…

К ограде сада подошел юноша со свежим лицом, загорелый дочерна.

Солнце побледнело, ее укусил холодный ветер. Пошел снег, вокруг закружились черные облака. Снег безжалостно заметал ее, она озябла до костей…

Через бурю к ней шла фигура. Грузная, похожая на медведя. Ей показалось, что это огромный человек, одетый в меха. С ожерелья из белых звериных зубов, украшавших его грудь, свешивались сосульки. Из-под копны темных волос выглядывали два глаза, сверкавшие, как льдинки.

Он присел перед ней на корточки и поднял каменную дубину. Камень был черный и гладкий и ярко блестел. Человек плакал. Таллис в ужасе смотрела на него. От него не исходило ни звука – ветер и снег тоже замолчали…