Сад чудовищ - Джеффри Дивер

– Руди, поздоровайся с нашим фюрером. Отдай ему салют, как я тебя учил.

Мальчик вытянул руку в нацистском приветствии. Гитлер засмеялся от восторга и, потрепав его по макушке, спросил о школе, любимых предметах и о спорте. Затем подошел к окну, начал показывать отдельные элементы стадиона и что-то объяснять с неподдельным энтузиазмом.

Из коридора снова донеслись голоса. Геббельс и Геринг, два непримиримых соперника, приехали вместе!

«Ну и поездка у них была!» – подумал Эрнст, пряча улыбку.

Геринг улыбался, но Эрнст чувствовал: от утреннего фиаско он не оправился. Как непохожи два самых влиятельных человека Германии… Гитлеровские вспышки раздражения, по общему согласию чудовищные, редко касались личного. Если не получал любимый шоколад или больно стукался голенью о стол, Гитлер не злился. Когда срывались дела государственной важности, он пугал своими скандалами даже самых близких друзей, но едва проблему решали, тотчас переключался на другую. Геринг же напоминал жадного ребенка. Если ему не угождали, он давился злостью, пока не предоставлялась возможность отомстить.

Гитлер объяснял Руди, в какой части стадиона будут соревноваться в том или ином виде спорта. Эрнст с изумлением наблюдал, что, вопреки широкой улыбке, Геринг злится пуще прежнего: фюрер уделяет столько внимания внуку его соперника.

В следующие десять минут подъехали остальные чиновники: министр имперской обороны Вернер фон Бломберг, президент Рейхсбанка Ялмар Шахт, вместе к которым Эрнст разработал сложную систему финансирования военной промышленности с помощью неотслеживаемых векселей «Мефо»[32]. Второе и третье имена, Хорас Грили, Шахт получил в честь американского журналиста и политика, вот Эрнст и шутил, что у блестящего экономиста ковбойские корни. Кроме того, приехали Гиммлер, обладатель квадратной челюсти Рудольф Гесс и змееглазый Рейнхард Гейдрих, поприветствовавший Эрнста отчужденно и холодно, впрочем, так он приветствовал всех.

Фотограф тщательно установил «лейку» и прочее оборудование, чтобы запечатлеть и людей, и стадион и чтобы из окон не лил ослепительный свет. Эрнсту нравилось фотографировать. Себе он купил несколько «леек», а для Руди планировал приобрести американский «кодак», которым пользоваться проще, чем немецкой прецизионной фототехникой. Часть семейного отдыха полковник уже отразил на снимках, особенно подробно – поездки в Берлин и Будапешт, вылазку в Шварцвальд и сплав по Дунаю.

– Отлично, можем начинать, – объявил фотограф.

Сначала Гитлер пожелал сделать портрет с Руди. Он посадил мальчишку на колени, смеялся и болтал с ним, как добрый дядюшка. Затем началась запланированная фотосессия.

Эрнст радовался, что Руди весело, но в душе нарастала досада. Зачем привлекать столько внимания? Если честно, проведение Олимпиады в Германии он считал серьезным тактическим промахом. Перевооружение во всем его многообразии следовало держать в секрете. Разве не заметят иностранцы военный потенциал Германии, который наращивается день ото дня?

Полыхнули вспышки, камера запечатлела политических лидеров Третьего рейха улыбающимися, задумчивыми или хмурыми. В перерывах между снимками Эрнст разговаривал с Руди или стоял один, сочинял письмо фюреру о Вальдхаймском исследовании, решал, о чем сказать, о чем – нет.

Порой всем не поделишься…

В дверях появился охранник-эсэсовец, перехватил взгляд Эрнста и позвал:

– Герр министр!

Обернулись сразу несколько человек.

– Герр министр Эрнст!

Геринг разозлился, а полковник позабавился: официально-то он не государственный министр.

– Что случилось?

– Майн герр, вам звонит секретарь Густава Круппа фон Болена. У него для вас срочные новости. Дело крайне важное, касается вашей последней встречи.

Каких важных тем они касались в прошлый раз? Говорили о вооружении для боевых кораблей, но что здесь срочного? Раз англичане согласились с новыми квотами кригсмарине, может, Крупп не справляется с возросшим объемом производства? Нет, барону не сообщили об этой дипломатической победе. Крупп – блестящий капиталист и техник, но он еще и трус, сторонившийся партии, пока к власти не пришел Гитлер. Тогда он превратился в истого национал-социалиста. Эрнст подозревал, что политические взгляды барона если и изменились, то незначительно. Впрочем, без Круппа и его сына перевооружение немыслимо, игнорировать их нельзя.

– Можете воспользоваться любым телефоном. Вызов я перенаправлю.

– Мой фюрер, простите, я на минуту.

Гитлер кивнул и снова принялся обсуждать ракурс снимка с фотографом.

Тут зазвонил один из настенных телефонов. Загоревшийся огонек показал, какой именно. Эрнст подошел к нему и снял трубку:

– Полковник Эрнст слушает.

– Это Штрауд, помощник барона фон Болена. Простите, что беспокою. Барон отправил вам документы для изучения. Водитель уже привез их на Олимпийский стадион.

– Что за документы?

Пауза.

– Барон не велел говорить об этом по телефону.

– Хорошо. Где водитель?

– Ждет вас на подъездной аллее к югу от стадиона. Прошу соблюдать максимальную осторожность, майн герр, то есть приходите один. Такие распоряжения получил я.

– Да, конечно.

– Хайль Гитлер!

– Хайль!

Эрнст повесил трубку. Геринг следил за ним, как разжиревший сокол.

– Министр, что-то случилось?

Полковник проигнорировал и фальшивое сочувствие, и насмешливое упоминание должности министра. Вместо того чтобы солгать, он сказал правду:

– У Круппа какие-то проблемы. Он прислал мне сообщение.

В основном Крупп производил бронетехнику, артиллерийское вооружение и боеприпасы, поэтому чаще вел дела с Эрнстом, с командующими сухопутными войсками и флотом, чем с Герингом, министром авиации.

– А-а… – Толстяк снова повернулся к зеркалу, которое поставил фотограф, и принялся водить пальцем по лицу, поправляя грим.

Эрнст двинулся к двери.

– Дедушка, можно мне с тобой?

– Конечно, Руди, идем!

Мальчик бросился за дедушкой и вместе с ним попал во внутренний коридор, соединявший комнаты пресс-центра. Эрнст обнял внука за плечи. Он сориентировался и определил, какая дверь приведет на лестницу южного крыла. К ней они и направились. Поначалу Эрнст глушил тревожное предчувствие, но сам волновался все сильнее. Крупповская сталь признана лучшей в мире; шпиль на величественном Крайслер-билдинг в Нью-Йорке покрыт легендарной крупповской «эндуро КА-2». Но из этого следовало и то, что зарубежные военные стратеги внимательно следили за продукцией и объемами производства предприятий Круппа. Вдруг англичане или французы уже выяснили, сколько стали идет не на рельсы или стиральные машины, а на бронетехнику?