В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941-1943 - Ханс Киллиан

Торбек останавливает одни носилки, склоняется над раненым, но тот уже мертв. Он смотрит на следующего, бросает взгляд на мертвенно-бледное лицо и в ужасе кричит:

– Да ведь это наши собственные раненые!

– Конечно, господин лейтенант, сегодня утром при погрузке на самолет началась атака. Трое погибли на месте.

– Сейчас уже четверо, – ожесточенно бросает Торбек. – Тот раненый тоже мертв, – он смотрит на меня, – как они радовались сегодня утром, что наконец-то выберутся отсюда. Сколько мы с вами приложили усилий, чтобы спасти их. Три ранения живота, мы справились. И вот, пожалуйста!

Немного позже мы оба стоим за операционным столом перед вновь разодранными и разбитыми внутренностями и пытаемся спасти то, что еще можно спасти. Мы оперируем молча, с невыразимым отчаянием. Лишь однажды Торбек обращается ко мне:

– Уже в третий раз такая история.

Заходит Венк. Он видит всю трагедию, но не произносит ни слова, только испуганно заглядывает нам в глаза и снова выходит в глубокой депрессии. Себе под нос почти беззвучно Торбек бормочет:

– Но самое ужасное, что многие солдаты, которых привозят обратно, настолько утратили мужество, что впали в полную апатию, они не разговаривают, не едят, полностью уходят в себя и умирают, потому что не хотят больше жить. Мы ничего не можем с этим поделать, совсем ничего, мы бессильны, до них уже невозможно достучаться, даже полевым священникам это не под силу.

Спустя какое-то время, когда мы уже более или менее справились с шоком, я захожу в отделение черепно-мозговых травм. И обнаруживаю, что доктор Рёмер заболел. Он пожелтел – не нравится мне его вид. По всей вероятности, у него гепатит, эта инфекционная болезнь быстро распространилась по всему фронту. Тяжелый удар для нас. Теперь его ассистент вынужден взять на себя ответственность за отделение, где уже была оказана помощь более чем сотне раненых, и довольно хорошо.

В этот злополучный день нас постигает еще один тяжелый удар. Не вполне достроенная небольшая железная дорога через перешеек, дорога, на которую возлагалось столько надежд, не справляется с перевозкой раненых. Вместимость вагона оказывается совсем небольшой.

В Порхове меня ожидают срочные операции, пора возвращаться обратно, но метель превратилась в буран такой силы, что «юнкерсы» уже не могут взлететь. Воздушное сообщение прервано; дело плохо, теперь раненых из зоны окружения уже не вывезти. Не остается ничего другого, как оставаться здесь и ждать.

В госпитале Венка переполох. Во время перевозки чуть не скончался еще один солдат. Фельдфебель с ранением ягодицы. Врач справедливо подозревал, что повреждена толстая кишка, и поэтому сразу отправил раненого в дивизионный медпункт. Однако работавший там лейтенант медицинской службы, молодой хирург, не отважился делать операцию и переправил раненого дальше. Таким образом, несчастный попал в пункт сбора раненых в Новых Горках. Вместо того чтобы отвезти его в расположенный поблизости полевой госпиталь, пациента отправили в Демянск, за тридцать километров.

Теперь он лежит перед нами на операционном столе, но в каком состоянии! Мы стоим перед умирающим человеком. Страшное заражение крови захватило всю ягодичную область, область таза и спину. Крестец раздроблен, толстая кишка вывалилась наружу и уже почернела. Любая попытка спасти его будет напрасной.

Когда же, наконец, закончится это транспортное бесчинство!

На фронте царит странная тишина. Когда слышишь выстрелы, спокойнее. Напряжение нарастает и парализует всех находящихся в окружении. Каждый чувствует: что-то должно произойти. Солдат чует это, у него чрезвычайно развит инстинкт приближающейся опасности.

Ранним утром 28 октября я снова еду в отделение черепно-мозговой хирургии, чтобы проведать доктора Рёмера. Он совсем слег и уже не может продолжать работать. Его ассистент как раз собирается оперировать тяжелое ранение мозга, но чувствует себя неуверенно, поэтому я беру этот случай на себя, а он ассистирует мне.

Операция в самом разгаре, как вдруг ужасный, чудовищный шум заставляет нас содрогнуться. Внезапно, как по волшебству, из пушек всех калибров начала палить артиллерия. Сердце бешено колотится. На мгновение мы застываем в безмолвии и смотрим друг на друга, потому что знаем: сейчас в этом окружении решается наша судьба. Что будет, если не удастся удержать перешеек?

Мы заставляем себя успокоиться и продолжаем сосредоточенно оперировать.

Снаружи бушует бой. Глухие раскаты взрывов проносятся по воздуху, подобно мощному урагану. Рокот сражения доносится с территории десантного моста, иногда шум прорывается вплотную к нам. Сквозь непрерывный грохот мы отчетливо слышим огонь наших батарей. Время от времени земля содрогается от мощных массированных ударов – это взрывы «катюш». Как теперь пойдут дела на фронте? Ужасно, мы знаем, но мы не должны об этом думать. Нам надо оперировать.

Мозговая оболочка разорвана и раскромсана. Мне нужно искусственно заделать отверстие, для чего я вырезаю участок надкостницы черепного свода, грубую соединительно-тканную мембрану. Таким образом удается загерметизировать рану.

28 ноября началось большое наступление на наш перешеек пяти русских армий под командованием генерала Тимошенко. 11-я и 27-я советские армии наступают на узкую северную часть, 1-я и 53-я ударные армии атакуют восточную часть десантного моста длиной всего двенадцать, а шириной восемь километров, 34-я армия заняла позиции с восточной стороны. По всей видимости, большое наступление скоординировано с окружением нашей 6-й армии и 4-й танковой дивизии под Сталинградом во время сражения с 18 по 24 ноября 1942 года.

В оперативной дивизии генерал-полковника Буша видели, что приближается беда, и, несмотря на огромные трудности, выставили два полка и несколько батарей в качестве подкрепления. Перешеек обороняют лишь немногие из наших ослабленных, но твердых как сталь дивизий.

Постепенно просачивается информация, что наступление идет одновременно на северном и южном фронтах перешейка. Сначала в бой вступают самолеты, затем танки. Чтобы отрезать перешеек, русские бросили вперед свои «Т-34». Но наши солдаты стоят. С большими потерями отсекаются небольшие прорывы. Положение крайне напряженное.

В течение всей ночи с перешейка до нас доносится артиллерийская пальба. В самой зоне окружения обстановка остается спокойной.

В результате ожесточенных боев стремительно возрастает поток раненых. Госпиталь черепно-мозговой хирургии переполнен. Раненых с повреждениями черепа немедленно отправляют к нам. Я сразу берусь за раненого, у которого с двух сторон пробит лоб. После вычищения всей поврежденной зоны лобные пазухи остаются широко раскрытыми. Сзади кости тоже расколоты, осколки нужно осторожно удалить. Теперь можно сшивать небольшие отверстия в мозговой оболочке. Рану мы оставляем абсолютно открытой. Где застрял осколок, мы не знаем. У нас ведь до сих пор нет рентгенаппарата.

Между тем тыловые госпитали переполнены до отказа. Мне нужно обратно, а метель все усиливается. Воздушное сообщение не функционирует. «Юнкерсы» никак не могут добраться до окруженного Демянска. Поэтому, несмотря на тяжелые бои, я решаюсь ехать прямо через перешеек. Меня подхватывает грузовик.