Сердце дракона. Том 16 - Кирилл Клеванский

— Старик, — прошептал он. — мы бились славно. И множество раз спасали друг другу жизни. Я не буду считать. Лишь прошу тебя. Помоги мне.

Ветер стих. Замолкли кроны и деревья. Но не потому, что буря стихла. Нет, будучи в самом разгаре, она с удвоенной силой обрушивалась на земли. И ветвистый белый змей молнии медленно спускался сквозь черные туча.

Так же медленно, как ступал по мху высокий старец. Тело его скрывала кольчужная броня. Густая седая борода опускалась до груди. За спиной он нес тяжелый, двуручный меч.

Старик Борей, Северный Ветер.

— То, чего ты хочешь… — прогудел он густым басом. — Дергер сможет тебя найти. Может не сейчас. Может через годы. Но из-за этого он найдет тебя.

Безымянный промолчал.

— Ты действительно хочешь всем пожертвовать?

— Твои слова, Борей, звучат так же, как слова Императора.

— Потому что, может, он был прав.

Они смотрели друг другу в глаза. Такие похожие друг на друга. И такие разные.

— Ты знаешь, на севере не дарят подарки. Есть ли у тебя что-то взамен, Безымянный?

Только в этот момент он понял, что впопыхах схватил первое, что попалось ему под руку. Он держал Ронг’Жа. И его же протянул Борею.

— Это все, чем я владею, кроме своей жизни, — произнес он. — в качестве своего дара я предлагаю тебе все свое имущество.

Борей забрал инструмент.

— Первый из своего рода, — произнес он. — именованный Аштари и созданный Черным Генералом. Ему не будет равных.

— Борей! — напомнил Безымянный.

Старик замедлил время, но это не означало, что им можно было разбазариваться. Это то, чему Безымянный научился у смертных — ценить и уважать время.

— Я думал оставить его себе, — вздохнул старец. — как память о наших славных битвах. Но, видимо, не суждено. Если ты возьмешь его, то в следующий раз, когда мы встретимся, мы будем биться не плечом к плечу, а лицом к лицу.

Безымянный сделал шаг вперед. Его глаза пылали огнем. И будто били барабаны и армия поднялась за спиной смертного. Как если бы вновь развевался черный плащ и сияла кровью врагов броня из мрака.

— Передай им всем, — говорил он и будто гремела буря. — Императору, демонам, народу Дану. Армиям смертных. Легионам тварей из-за Грани. Любой, кто осмелится. Любой, кто придет в этот край. Я убью вас всех и души отправлю к праотцам. И знай, старик, для этого мне не потребуется сила полубога.

— У нас нет праотцов, Генерал.

— Поверь мне, — он вытащил Черный Клинок из земли. — если вы приедете к тем, кто мне дорог, с мечом и огнем, то встретитесь с ними. Мое слово.

Сверкнула молния.

Старик исчез, а смертный, вооруженный черным, как ночь, мечом, помчался вглубь леса. Он знал где его враг.

Она лежала израненная, в крови и земле. Порванное платье лоскутами накрывало некогда прекрасную кожу атласного цвета. Он нагнулся над ней и, дрожащей рукой, провел по лицу.

Она еще дышала.

Элена еще дышала.

— Это хорошо, — выдохнул Безымянный.

Прислонившись к дереву, он вонзил меч в землю. Вокруг него, истерзанные и разрезанные, иссеченные, пронзенные, разорванные голыми руками на части, валялись останки Изумрудных Волков. Стая почти в полсотни особей так и не смогла закончить начатое.

Кто знает, почему вдруг их друзья обернулись против них. Они всегда поддерживали хорошие отношение с лесом и с этой стаей в особенности.

Но, кто знает.

Впрочем, это сейчас генерала не волновало. Искусанный, с вырванными кусками плоти, в луже собственной крови, он смотрел на темное небо.

Буря постепенно уходила дальше на запад, оставляя здесь, в лесу, свежесть и порывистый ветер, так приятно обдувавший распаренную кожу.

Он не чувствовал боли.

И все медленнее билось сердце.

Тук-тук…тук… тук-тук.

Безымянный приложил ладонь к груди. Прежде он еще никогда не ощущал этого. Биения своего сердца.

— Значит… оно у меня… все же есть.

Он вспомнил слова Тисэ, возлюбленной того смертного. Они хорошо с ней общались… насколько хорошо вообще могут общаться пленник и его надзиратель. Но за те тысячи лет, что они провели в садах Дергера за неспешными беседами и созерцанием отражений на глади Ока Богов, они успели познакомиться.

И все эти тысячи лет, пока её не обратили в камень, она, несмотря на изобилия Седьмого Неба и прекрасные образы богов, тосковала по дому и своему возлюбленному — простому горшечнику.

Он спрашивал у девушки, как это возможно. Она же удивилась такому вопросу, ответив, что задать его мог только тот, у кого нет сердца.

— Теперь… понимаю, — прошептал Безымянный.

Сейчас, в этот момент, сжимая рукой ладонь Элены, он бы не задал такого глупого вопроса.

Его веки тяжелели и медленно опускались.

Интересно, каков будет дом его праотцов? Встретит ли он там Элену? Примут ли его хлебом и медом, усадят ли за стол и спросят обо всех делах. И он будет рассказывать.

Рассказывать о тех нескольких летах и зимах, что провел в деревне смертных с человеком, значащим для него куда больше чем целый мир, который он оберегал на протяжении тысяч эпох.

Он уже чувствовал.

Чувствовал теплый ветер, согревавший его замерзшие кости и душу. Чувствовал касание колосьев пшеницы и ржи, которые помогал собирать крестьянам в деревне. Слышал лай собак и смех детей. Слышал, как готовили праздник смены сезонов. Наряжали пугала, чтобы сжечь их в праздничном огне, провожая таким образом весну и лето.

Он уже шел дом…

— Тебе еще не время уходить, прославленный генерал.

Он открыл глаза.

Перед ним стояла фигура, завернутая в изорванный, старый плащ. Безымянный не видел ни лица, ни тела этого… создания. Но по рассказам от фей и младших богов слышал, что под плащом скрывается столь невероятное уродство, что его невозможно стереть из памяти. Хоть раз увидевший облик странника навеки обречен лицезреть его в своих ночных кошмарах.

— Ты… пришел отомстить… мне? — спросил Безымянный.

Он попытался подняться на ноги, но не смог. Может быть, если бы прошло несколько лет перед сражением с волками, он смог бы вернуть себе знания меча.

Не силу полубога.

Лишь знания.

Этого бы хватило.

Хватило, чтобы защитить Элену и деревню от всех, кто мог прийти за ними. Пусть хоть от самого Императора. Черный Генерал знал то, чего не знали другие боги — смертные были куда сильнее, чем казалось и тем, и другим.