Тираны России и СССР - Эдвард Радзинский

После Февральской революции Степан Белецкий предстанет перед Чрезвычайной комиссией, и поэт Блок, протоколировавший допросы, опишет его: «Глухой голос, седые волосы и нос пипкой… и глаза — в них слеза стоит, такой постоянный блеск…» В описываемое нами время ему было чуть за сорок. Почти ровесник Андроникова, он в отличие от князя стоял весьма высоко на бюрократической лестнице. Он исполнял зловещую должность директора департамента полиции — в годы, отмеченные изощренными провокациями охранки. При Белецком прошло массовое внедрение провокаторов в революционное движение, при нем таинственно убили Столыпина, организовали антисемитское «дело Бейлиса» — еврея, обвиненного в ритуальном убийстве русского мальчика… Так что Степан Петрович поднаторел в изощреннейших интригах своего ведомства. Но в начале 1914 года он лишился должности и был отправлен на покой — в Сенат. Однако умнейший Белецкий, находясь в расцвете сил, естественно, жаждал продолжения карьеры. Он посещал влиятельные консервативные салоны, где и познакомился, а затем и близко сошелся с Андрониковым.

Как писал Блок, «Белецкий рассказал, как его предупреждали, чтоб он реже бывал у Андроникова». Но он бывал у князя часто. И с радостью вступил в новую интригу.

На встрече с Распутиным Белецкому, видимо, посулили возвращение на прежнюю должность, ибо сам Степан Петрович осознавал, что на пост министра не пройдет (как он впоследствии показывал: «Царь был холоден ко мне»). Так что главную проблему — найти «нашего» министра внутренних дел — еще предстояло решить…

Андроников поверил во всемогущество мужика — как и все остальные, он не понял истинного положения вещей: переворот во власти, который готовил Распутин, должен был произойти потому, что так хотела царица.

Как только началась война и Ники в Ставке стал заниматься исключительно военными делами, она решила ему помочь — принять участие в управлении страной. Да и как не принять, если министры вечно делают «не то», а рядом с нею — «посланец Божий», который передает ей постоянно Его веления… так замечательно совпадающие с тем, чего желает она сама.

Распутин не раз имел возможность наблюдать, что бывает, если его просьбы не совпадают с волей императрицы — например, в самом начале 1915 года. И опять это касалось злополучного графа Витте…

Именно тогда в дом на Гороховой пришла дама под вуалью. Она попросила швейцара провести ее к Распутину по черной лестнице, но в отличие от Жуковской не поняла, кем была личность, сидевшая в швейцарской. Находившийся там агент охранного отделения тотчас «выяснил» таинственную посетительницу и написал донесение начальству: «Графиня Витте посетила Темного 8 и 25 января, оба раза была под густой вуалью. 25 января попросила швейцара провести ее черным ходом и за это дала ему 3 рубля на чай».

Да, это была жена бывшего премьера. Витте умирал (он скончается в феврале), но перед смертью успел закончить длинное письмо царю. Перечислив великие деяния в царствование Николая, совершенные при его участии, старик просил о милости — о графском титуле для своего любимого внука. Так что понятно, с какой просьбой приходила его жена к Распутину, о котором Витте так тепло не раз отзывался.

И конечно, религиозный мужик не мог не исполнить просьбу умирающего. Он попросил Аликс о последней милости бывшему премьеру. Царь как раз должен был вернуться из Ставки и мог успеть оказать это благодеяние. Но ненавидевшая Витте царица, видимо, не услышала просьбу «Нашего Друга»…

Когда царь вернулся, Распутин не обратился к нему с этой просьбой. Он знал свое место! Он мог перечить царю, но никогда — царице.

«Смотрины» Белецкого дали прекрасный результат. Он очень хотел вернуться на прежний пост и верно понимал обязательства, которые должен за это принять на себя. Первый из «наших» был найден. Об этом Распутин должен был сообщить Вырубовой — связной между ним и «мамой».

Но сообщать было некому. «Передаточное звено» выбыло из игры в самом начале нового года.

10 января 1915 года Распутин отмечал свои именины и день рождения. В этот день после долгого перерыва его навестил прежний знакомец — молодой Молчанов. И когда хозяин упрекнул гостя, что тот «его забыл», Молчанов не объяснил причин своего исчезновения…

Из показаний Молчанова в «Том Деле»: «В начале 1914 г. я получил тревожные сведения о состоянии здоровья моего отца… 20 мая мой отец скончался». После смерти епископа Алексия Молчанов и перестал бывать у Распутина: «У меня появилось апатичное настроение… кроме того, обозревая прошлое всех лиц, которые связали свою судьбу с Распутиным: Илиодора, Гермогена, Даманского, который через Распутина сделал блестящую карьеру, а потом заболел неизлечимой болезнью… я пришел, может быть, к суеверному убеждению, что у Распутина тяжелая рука…» К перечисленным людям Молчанов мог бы добавить и своего отца, получившего должность через Распутина.

И еще — главную почитательницу Распутина. В то время, когда мужик весело и пьяно справлял именины, Вырубова лежала в беспамятстве — искалеченная на всю жизнь. Боролась с казавшейся неминуемой смертью и, говоря ее же словами, «мучилась нечеловеческим страданием»…

2 января 1915 года случилась эта катастрофа, которая отсрочила переворот во власти на несколько месяцев.

«Я ушла от Государыни, — вспоминала Вырубова, — и поездом… поехала в город. Я села в вагон первого класса — первый вагон от паровоза. В вагоне было много народу. Не доезжая 6 верст до Петрограда, раздался страшный грохот… Я почувствовала, что проваливаюсь куда-то головой вниз и ударяюсь об землю… Когда я пришла в себя, вокруг меня были тишина и мрак. Затем раздались стоны придавленных под развалинами вагонов раненых и умирающих. Я сама не могла ни пошевельнуться, ни кричать, на голове у меня лежал огромный железный брус».

Ее вытащили из-под развалин вагона и положили прямо на снег. «Через два часа появились княжна Орлова и княжна Гедройц. Они подошли ко мне… Гедройц прощупала переломанную кость под глазом и сказала Орловой: „Она умирает“. И ушла».

Обе фрейлины могли быть довольны. Они поверили: всемогущей Подруги более не существовало…

«Только в 10 вечера по настоянию генерала Ресина (командира полка, охранявшего царский дворец. — Э. Р.), который приехал из Царского Села, меня перенесли в теплушку какие-то добрые студенты-санитары». А потом она увидела Аликс. «Помню… меня пронесли через толпу в Царском, и я увидела императрицу и всех великих княжон в слезах Меня перенесли в санитарный автомобиль, и императрица вскочила в него и, присев на пол, держала мою голову на коленях, а я шептала ей, что я умираю… Пришел священник и причастил меня Святых тайн. После чего я слышала, как шептали, чтобы шли прощаться со мной, что я не доживу до утра… Государь держал меня за руку и сказал, что у меня есть сила в руке… помню, как вошел Распутин и сказал другим: „Жить она будет, но останется калекой“… 6 недель день и ночь я мучилась нечеловеческим страданием».

Из дневника Николая: «02.01.1915… Узнал… что… случилось столкновение поездов… Бедная Аня в числе других была тяжело ранена… и доставлена в дворцовый лазарет. Поехал туда в 11 часов. Родители прибыли с нею. Григорий пришел позднее».