Наш неистовый конец - Хлоя Гонг

нежных ласк, и их сердца бились неистово, но в унисон.

Наконец Джульетте удалось снять с Ромы ремень. Он упал на пол рядом с матрасом, его пряжка ударилась о ее нож, и от этого резкого звука Рома вздрогнул. Джульетта тихо рассмеялась и накрыла ладонью его щеку.

– Не пугайся.

В тусклом свете луны было видно, как он выгнул бровь.

– Ты о ком? Обо мне? – Он поцеловал ее снова, полный решимости доказать, что его ничто не пугает. – Джульетта, – прошептал он в конце.

– М-м-м?

– Тебе было хорошо?

– Да, прекрасно.

Ночь снаружи продолжала яриться, полная ужаса и войны. Невозможно было сказать, когда это прекратится, когда прекратится обстрел и когда восставшие отступят. Невозможно было сказать, наступит ли когда-нибудь в городе покой. Каждую минуту мир мог разрушиться, с каждой минутой приближался крах, приближалось что-то неотвратимое, надвигавшееся с тех самых пор, когда в городе появились первые разделительные линии.

Джульетта выдохнула, погрузив руки в одеяла.

Но ужасный конец еще не настал. Это было не настоящее время, это было сердцебиение времени, запертое в пьянящих вздохах и нежном обожании. Для Джульетты все прочее стало далеким, и она решила позволить ужасу настоящего остаться вдали, пока у нее есть прекрасные здесь и сейчас, пока у нее есть ее душа, безбрежная, как море, ее любовь, глубокая, как океан.

Глава тридцать три

АПРЕЛЬ 1927 ГОДА

Трава под ногами Джульетты была мокрой, и на ее начищенных туфлях остались капли росы, когда она переступила с ноги на ногу, стоя в тени дерева. Она почесала лодыжку и поморщилась, когда ее палец задел металлическую пряжку. Она посмотрела на свою руку. Никакой крови, никакой царапины, но ей показалось, что ее кожа покрыта несмываемой грязью.

Теперь Шанхай находился под властью Армии Гоминьдана – под властью главнокомандующего Чан Кайши. Джульетте не следовало этому удивляться – ведь он уже захватил значительную часть страны; как-никак Северный поход продолжался уже несколько месяцев. Но город опустошили не гоминьдановцы, а рабочие – именно они утопили его в крови. А руководили восстанием коммунисты. Затем они попросили рабочих отступить – это произошло, когда в Шанхай вошли войска генерала Шу и Гоминьдан образовал в нем свои базы еще до того, как страсти улеглись.

Что-то назревало, в воздухе витало напряжение. Кто атакует первым: коммунисты или Гоминьдан? И Джульетта знала – просто знала, – что в этом как-то замешана Алая банда, но никто не хотел говорить ей как.

Она повернулась и коснулась запястья Кэтлин. Та вздрогнула, но затем поняла, что имеет в виду ее кузина, и, перестав похлопывать себя по боку, сжала руки перед собой, стоя на стриженой кладбищенской траве.

На прошлой неделе большая часть Алых смогла спастись от хаоса, царившего на улицах, они почти не пострадали. Разумеется, среди них были и потери, но погибших оказалось немного, и эти похороны были последними. Вместо того чтобы потерять много жизней, они утратили контроль.

Наньши и все дороги через промышленные районы к югу от Французского квартала – захвачены.

Хункоу, эта узкая полоса земли, окруженная с трех сторон Международным кварталом, – захвачена.

Усун, зажатый между портами, ведущими к рекам Хуанпу и Янцзы, – захвачен.

Восточный Шанхай – захвачен.

Западный Шанхай – захвачен.

Чжабэй, где жило особенно много рабочих – захвачен, несмотря на то что их бой с Белыми цветами продолжался всю ночь. Когда занялся рассвет, по городу поползли слухи, что Белые цветы наконец отступили и отправились по домам с переломанными костями, оставив улицы другим правителям. К шести часам утра занятый рабочими Шанхай затих.

Полицейских выгнали из участков, телефонные станции были разгромлены, железнодорожные вокзалы забросали ручными гранатами, чтобы вывести их из строя. Линии коммуникаций, питавшие Шанхай, были перерезаны во всех узловых точках, за исключением тех, которые находились внутри Французского и Международного кварталов, которые иностранцы огородили заборами из сетки рабицы и колючей проволоки, чтобы не пускать к себе силы Гоминьдана. В китайских частях города больше не было таких понятий, как территория, контролируемая Алыми, или территория, контролируемая Белыми цветами. Какое-то время даже казалось, что Шанхай может преобразиться, стать другим. Затем в него вошли армии Гоминьдана, рабочие отступили, и главными стали военные. Теперь везде, вдоль всех улиц, стояли солдаты Гоминьдана.

Но хуже всего было то, что последние несколько дней прошли так, будто все идет, как и должно. Хотя кабаре и рестораны были закрыты, хотя город затих и был похож на призрак, ожидая новых политических сдвигов, родители Джульетты продолжали вести себя как ни в чем не бывало. Они все так же устраивали закрытые званые обеды и ужины, и теперь на них просто присутствовало больше деятелей Гоминьдана.

И продолжалась череда похорон, на которых тоже присутствовали люди из Гоминьдана.

– …Пусть он безмятежно перейдет в мир иной.

Это было нелогично. Шантажист так и не был пойман. Если Джульетта все это время была права, он был как-то связан с коммунистами. Но почему он не задействовал своих чудовищ в этот критический момент? Почему не поразил Армию Гоминьдана с помощью помешательства?

– Джульетта, – прошептала Кэтлин. – Теперь дергаюсь уже не я, а ты.

Джульетта бросила на свою кузину полный досады взгляд и заметила сбоку трех офицеров Армии Гоминьдана, которые разглядывали ее.

Коммунисты играют в долгую – так сказал господин Цай после того, как город был взят. Они собираются захватить не только Шанхай, но и всю страну. Зачем им преждевременно ставить свой союз с Гоминьданом под удар? Почему бы не сделать вид, что восстание, все это кровопролитие – это совместные действия, направленные на то, чтобы насолить империалистам и взять Шанхай под контроль истинного объединенного правительства? Все это лишь затем, чтобы дождаться подходящего момента для осуществления классовой революции. Разумнее будет восстать против Гоминьдана тогда, когда у них тоже будет настоящая армия. Красных повязок и злости недостаточно, чтобы противостоять солдатам и профессиональным офицерам.

Господин Цай говорил убедительно и, похоже, был ничуть не обеспокоен. Город поставили с ног на голову, а ему все равно? Жизнь их банды остановилась в ожидании того, как гоминьдановцы организуют свою власть и как они договорятся с иностранцами, а господин Цай готов бездействовать, предоставив событиям идти своим чередом?

Вряд ли. Просто она, Джульетта, чего-то не видит, но чего?

– Если все, кто хотел что-то сказать, уже сказали свое слово, то пожелаем Цаю Тайлеру спокойного перехода в мир иной.

Священнослужитель отошел в сторону, и ближайшие к нему родственники начали прощаться с покойным. Все присутствующие держали в руках