К звездам! - Гарри Гаррисон

Он не стал останавливаться перед насыпью, а въехал на нее с той же скоростью. Под весом тягача поверхность слегка просела; с откосов со стуком посыпались отдельные камни, заструился песок… По обе стороны провала стояли танки, водители напряженно наблюдали. С высоты тягача Ян видел, как медленно приближается дальний край провала; а справа и слева — пустота. Смотрел только вперед, удерживая тягач на самой середине насыпи.

— Он прошел! Прошел! — закричал по радио Отакар. — Вагоны идут нормально! Просадки не видать!

Когда переправа осталась позади, выбраться на Дорогу уже не составило труда. Ян вывел тягач на противоположную обочину, а потом вырулил вдоль Дороги и не останавливался до тех пор, пока все вагоны не стали на твердую поверхность. Только тогда он надел скафандр и пересел на танк, сопровождавший поезд.

— Назад, к провалу! — скомандовал он. И включил рацию. — Поездам переправляться по одному, потихоньку. На насыпи не должно находиться больше одного поезда, чтобы к нему можно было подъехать в случае чего с обеих сторон. Второй, слышишь меня? Пошел!

Он ждал у края ущелья, когда появился второй поезд, окруженный облаком пепла и дыма из-под колес. Водитель вел свой тягач точно по колее, проложенной Яном; поезд одолел насыпь и покатился дальше. Потом прошел следующий, еще один — и дальше они покатились сплошным потоком…

А тринадцатый не прошел.

— Везучий тринадцатый, — сказал себе Ян, когда поезд появился на краю обрыва. Хотелось спать. Ян потер глаза и зевнул. Тягач покатился вперед и был уже на середине насыпи — и тут начал крениться. Ян схватился за микрофон, но сказать ничего не успел. Насыпь стала проседать на глазах, тягач медленно накренился еще больше — и полетел под откос.

Под откос — и вниз, на дно ущелья, а за ним вагоны — бусины на нити, увлекающей их в смерть, — в огромное грохочущее облако пыли и летящих обломков, в месиво обвалившегося грунта и искореженного металла.

В живых не осталось никого. Ян взял с собой несколько человек и спустился вниз по канату, чтобы попытаться найти людей, — ничего не вышло. Не обращая внимания на палящее солнце, они долго рылись в обломках, среди изуродованного металла, но никого не нашли. В конце концов поиски прекратили. И оставили погибших погребенными под этим курганом. Насыпь отремонтировали, расширили, уплотнили… Когда остальные поезда перебрались через провал и снова собрались на Дороге — двинулись дальше.

Никто не говорил об этом вслух, но все думали об одном: то, что они везут зерно с одного полюса на другой, — не должно быть даром. Смерть людей не должна быть напрасной. Корабли должны прийти. Опаздывают — но должны прийти.

Теперь путешественники уже знали Дорогу, уже устали от нее. Переправились через затопленный участок, монотонно откатывались назад бесконечные километры, беспрерывно палило жестокое солнце — рейс продолжался. Были задержки, были поломки; два вагона пришлось бросить, поснимав с них колеса и много чего еще на запчасти для остальных… Пришлось бросить еще один танк… А выход мощности на тягачах постепенно снижался, и вместе с ней падала скорость поездов.

Когда караван выбрался из-под палящего солнца в сумерки — не радость охватила людей, а ощущение невероятной, предельной усталости, желание отдохнуть наконец. До конца рейса оставалось не больше десяти часов, когда Ян объявил остановку.

— Давайте поедим и выпьем, — предложил он. — Должны же мы хоть как-то отпраздновать!..

Все согласились, но праздник получился невеселый, если не сказать — грустный. Эльжбета сидела рядом с Яном. Теперь им никто не завидовал: мужчины знали, что завтра их встретят собственные жены, ждущие вот сейчас… По радио в Южгород сообщили о крушении тринадцатого, чтобы семерых путешественников не ждали и знали, что они не вернутся.

— Слушай, это свадьба, а не поминки, — сказал Отакар. — Допивай свое пиво, я тебе еще налью.

Ян послушно выпил и подставил стакан.

— Знаешь, я все думаю о возвращении, — признался он.

— Все думают, но мы с тобой особенно. — Эльжбета прижалась к нему, в страхе перед возможной разлукой. — Она не может меня забрать, правда же?

Кто такая «она» — было ясно и без имени. До сих пор Градиль была далеко, но скоро снова могла вмешаться в их жизнь.

— Мы все вместе с вами, — сказал Отакар. — Мы все были свидетелями и гостями на вашей свадьбе. Главы семей могут протестовать, но сделать ничего не могут. Однажды нам удалось их убедить — сделаем это еще раз. И Семенов нас поддержит…

— Это моя проблема, — перебил его Ян.

— Нет, наша, — возразил Отакар. — С тех пор как мы захватили машины и заставили старейшин отпустить нас во второй рейс — с тех пор это наше общее дело. Мы можем повторить, если надо.

— Нет, Отакар, не надо. — Ян смотрел на гладкую ленту Дороги, уходившую за горизонт. — В тот раз нам было за что драться. Это было необходимо всем. Градиль обязательно устроит какую-нибудь пакость, но теперь это будет касаться только нас с Эльжбетой. Нам и разбираться с ней.

— А мне, — сказал Семенов, — придется объяснять, почему я так поступил. Отчитываться придется. Это против закона…

— Закон, написанный для вас, — фикция. Фантастическая повестушка, рассчитанная на то, чтобы держать аборигенов в страхе и покорности.

— Ты скажешь это им тоже? То, что мне сказал.

— Обязательно скажу. И старейшинам скажу, и всем остальным. Должна же когда-нибудь правда выйти на свет. Быть может, они не поверят, но сказать надо.

После отдыха двинулись дальше. На этот раз Ян с Эльжбетой спали мало, да им и не хотелось. Обоих тянуло друг к другу как никогда прежде; они ласкали друг друга неистово, исступленно… Они не сказали вслух ни слова — но оба страшились будущего.

И не зря страшились. Их никто не встречал, никто не приветствовал, не было ликующей толпы… Приехавшие все поняли. Они поговорили немного, попрощались друг с другом и разошлись искать свои семьи. Ян и Эльжбета остались в поезде; сидели, глядя на дверь. И ждали, когда постучат, — ждать пришлось недолго. Снаружи стояли четыре проктора.

— Ян Кулозик, ты арестован.

— Кем арестован? За что?

— Ты обвиняешься в убийстве проктора-капитана Риттершпаха.

— Это можно объяснить, есть свидетели…

— Ты пойдешь с нами, под стражу. Так нам приказано. А эту женщину мы немедленно вернем в ее семью.

— Нет!

Крик ужаса, вырвавшийся у Эльжбеты, заставил Яна вскочить. Он попытался защитить ее, но в него выстрелили в тот же миг. Это была самая малая доза: энергетический пистолет был отрегулирован на минимальный заряд, который не убивает, а только контузит.

Ян лежал на полу, в сознании, но не в силах пошевелиться, и только смотрел, как ее выволакивают из вагона.

Ян прекрасно понимал, что встреча была подготовлена. Подготовлена очень тщательно, с садистской расчетливостью. Градиль, конечно, кому же еще. Однажды она уже держала его под арестом, но в тот раз ничего не вышло. Теперь все иначе. Сама она не появлялась, но ее тонкая режиссура была заметна во всем. Хотя бы в том, что их никто не встречал, не было ликующей толпы… И значит, не было возможности объединить прибывших с остальными и повести их за собой. Да, «разделяй и властвуй», отлично это у нее получилось. Обвинение в убийстве — тоже очень удачно… Человек на самом деле убит, так что обвинение законно… А он еще сопротивлялся при аресте — и тем облегчил ей задачу, — на это она и рассчитывала наверняка… Она его перехитрила — и выиграла. Она где-то там, снаружи, плетет вокруг него свою паутину; а он сидит в подготовленной для него камере. Теперь это уже не чулан безо всяких удобств — чтобы не возбуждать сочувствия, — а вполне приличное помещение в одном из толстостенных постоянных зданий. Узкая, зарешеченная щель окна в наружной стене, раковина, унитаз, удобная койка, книги, телевизор — и прочная стальная дверь с замком снаружи. Ян лежал на койке, невидяще уставившись в потолок и пытаясь сообразить, как ему выпутаться. Потом почувствовал взгляд проктора, наблюдавшего за ним через пластстальное окошко в стене, и отвернулся, перекатился на бок.