Глаша - Лана Ланитова

– Ба, Глафира Сергеевна, какими судьбами? Рад видеть вас!

– Я ненадолго Игнат, – с волнением произнесла Глаша. – Мне очень нужно увидеть Владимира Ивановича. Я не хочу встречаться с ним в тетушкином доме. Скажи ему, что я буду ждать его через полчаса у бани. Скажи, что мне очень нужно с ним поговорить.

Через полчаса она была на месте, подошел туда и кузен. Она сильно волновалась перед встречей. Она не видела его несколько месяцев. Какой он стал? Как посмотрят его глаза? Что он ей скажет? А впрочем, говорить должна была именно она.

– Здравствуйте, Глафира Сергеевна. Вот не ждал, не гадал, что снова вас увижу и, главное, где? В моей обители. Откуда вы всегда бежали. Чем обязан вашему визиту? – проговорил он, глядя на нее все теми же серыми, с усмешкой, глазами, – выглядите вы прекрасно. Похоже, замужество, как не странно, пошло вам на пользу. Как там ваш Елистратишка поживает? А что, его мужское достоинство оказалось столь же длинным, как и он сам?

Игнат, присутствующий в начале разговора, рассмеялся высказанному предположению.

– Не думаю, что настолько длинным, – игриво заметил приказчик, – думаю, что настолько малым, как и его чин.

– Владимир Иванович, я здесь не для того, чтобы обсуждать гнусные подробности моей супружеской жизни.

– А для чего вы здесь? Желаете разнообразить унылую семейную жизнь и «наставить рога» вашей канцелярской крысе? Так, мы можем с Игнатом вам помочь в этом предприятии и по старой дружбе, совершенно от чистого сердца, оказать эту услугу. Правда, Игнат?

– Сущая, правда, – ответил, ухмыляясь, приказчик.

– Владимир Иванович, я прошу вас, – голос Глафиры звучал уверенно, как никогда, – это конфиденциальный разговор. Мне нужно поговорить наедине.

– Ну вот, зачем ты, Mon cher, Игната обижаешь? Он ведь тоже давно тебя не видел. Ну, будь, по-твоему. Игнат, оставь нас, пожалуйста.

Игнат ушел. Несколько минут бывшие любовники смотрели друг на друга.

– Пойдем, наверх. Там потеплее будет, – проговорил Владимир.

Они поднялись на второй этаж. Как давно Глаша не была в этой комнате. Здесь все было по-прежнему: так же красиво, мягко, уютно и… пахло развратом. Она вспомнила ту ужасную ночь, когда ее напичкали опиумом и долго насиловали. Вспомнила страшные видения, лешего, кикимор, утреннюю тошноту и кровь на столе.

– Слушаю тебя, Mon Cher, – прервал кузен ее мысли.

– Володя, ты знаешь, догадываешься, что моя жизнь с мужем просто невыносима. Я страдаю без меры. Помоги мне, я хочу уехать от него.

Казалось, он не слушает ее, а только смотрит.

– Иди ко мне. Я соскучился… Он часто спит с тобою?

– О чем ты? Он несостоятелен по мужской части.

– Как, совсем? – его брови приподнялись от удивления.

– Совсем…

– И как же ты, бедняжка? Ах, да там же Тишечка с тобой живет. Он сгодился тебе хоть немного?

– Володя, перестань, так Таню называть. Она не заслуживает этого. Если бы не она, я и вовсе бы удавилась давно.

– Понятно, она облегчает твою нужду.

– Причем, тут это? Мой муж не только никудышный любовник, он к тому же, отвратительный, скупой и глупый человек.

– Сочувствую… Это не я, это идея Maman – выдать тебя замуж за это убожество.

– Я знаю, что тетя невзлюбила меня с первых минут нашего знакомства.

– Таких, как ты, женщины не любят. Таких, любят только мужчины. Я смотрю на тебя и, черт побери, готов признаться, что сильно соскучился. Хватит, разговоров… Все разговоры потом.

– Я не за этим сюда ехала… – неуверенно пробормотала Глаша.

– Разве? Не лги себе. Именно за этим ты и ехала. Моя ласковая лапушка давно соскучилась по мне.

Куда девалась Глашина решительность, здравомыслие, деловой настрой? Во всем теле громко зазвучало одно лишь желание: отдаться в сильные и страстные объятия своего любимого. Плохо соображая, она принялась скидывать шляпу, платье, корсет. Тело лихорадило от предвкушения близости. Она так истосковалась по нему…

Он дернул ее за руку, и они оказались на постели. О, как нежно он ее целовал, как сильны были его объятия. Она опять слышала родной, знакомый шепот. «Вот, оно – счастье! Пусть вся жизнь улетает к чертям, пусть поворачиваются реки вспять, пусть рушатся горы, пусть сходится клином весь свет, пусть она полетит вместе с ним в Преисподнюю – нет такой силы, такого довода, такого слова, ради чего она могла бы пренебречь этим огромным счастьем – наслаждаться близостью с любимым. Да, он грешник. Да, пусть он сам Сатана – она не может оторваться от этих сладких объятий».

Глаза ее потемнели, губы горячечно раскрылись для поцелуев. Казалось, само время остановилось, и пространство стало тягучим, словно липовый мед. Он дерзко овладевал ею, она – истово, с радостью подчинялась… Сколько длилось это волшебство, она не знала. Когда проснулась, то увидела, что сквозь окно чуть брезжит утренний холодный рассвет. «Господи, я пробыла тут полдня и всю ночь», – мелькнуло в ее голове, – «Таня, наверное, сходит с ума, и муж… А, впрочем, на него мне плевать. Все решено». Она искоса посмотрела на кузена. Он спал, мерно посапывая. Не дожидаясь его пробуждения, из-за прилива сильной нежности, она принялась целовать его лоб, щеки, шею. Он заворочался, отмахнулся, и продолжал дремать.

– Володя, любимый мой, проснись, пожалуйста. Нам надо что-то делать.

– Нам? – недовольно проворчал он и сел. Потом он нехотя встал и с хмурым видом начал одеваться.

Глаша сидела на кровати, поджав под себя босые ноги, и с трепетом вглядывалась в его движения.

– Глафира Сергеевна, я понял из вашего вчерашнего рассказа, что вы намерены бежать от мужа. Это так?

– Да… так. Но, разве мы не вместе? Ты, же видишь, что мы созданы друг для друга.

– С чего вы взяли? Я помогу вам: дам денег и адрес в городе, где вы найдете заботу и приют. Мари… Вы помните ее? Она дала свой адрес, так как чувствовала, что рано или поздно, вы сбежите от супруга.

Глашины глаза заволокло слезами.

– Володя, давайте уедем вдвоем. Я люблю вас больше жизни! – она бросилась к нему в ноги. Губы принялись лихорадочно осыпать поцелуями его руки. – Согласитесь, я прошу… Я буду любить вас…

– Кто вам сказал, Глафира Сергеевна, что ваша любовь чего-то стоит? Удивляюсь вашей предсказуемости! Из раза в раз, вы мне одно и то же пытаетесь внушить. Ну, сколько можно? Вам самой не надоело? Я премного благодарен за все признания. Но, в свою очередь, хотел признаться, что нет для меня на свете скуки мучительней, чем праведная жизнь с такой, как вы… Все эти ахи, вздохи, гуляния под луной… Меня от этого вытошнит в первый же день. Вы помните, еще в начале нашего знакомства, я сказал, что вы переоцениваете меня. Я слаб и грешен. И совсем не таков, каким вы меня вообразили. Уж, лучше бы вы были безграмотны, как Лушка или Маруся. Глядишь – меньше бы фантазий в вашу голову входило. Ох, уж эти аристократки… Начиталась Байрона… А жизнь, она – другая. Она намного жестче.