Почти нормальная семья - Маттиас Эдвардссон

Я силюсь понять, как бы я сама действовала в этом случае. Так легко думать, что точно знаешь, как бы ты поступил в той или другой ситуации. Но благодаря своей профессии я давно убедилась, что, когда начинает пахнуть жареным, человек ведет себя непредсказуемо.

Стелла рассказывает, что Линда Лукинд преследовала ее в течение нескольких недель и угрожала ей. Это пугало ее, поскольку она знала, что Линда неуравновешенна и, возможно, опасна. Поэтому Стелла и зашла в «Тегнерс», чтобы быть среди людей, пока Амина или Крис не перезвонят ей.

– Они так и не перезвонили, и я, успокоившись немного, решила ехать на велосипеде домой. Доехала только до Чюркугатан, до перекрестка у библиотеки. Там снова стояла Линда Лукинд.

Присяжные вздрагивают, по залу пробегает шепот. Единственный человек, кого, похоже, нисколько не трогает рассказ Стеллы, – Йенни Янсдоттер. Она сидит с прямой спиной, совершенно неподвижно, словно только и ждет случая раздавить Стеллу.

– Я дико перепугалась, – продолжает Стелла и рассказывает, что кинулась в паб «Инферно», расположенный у перекрестка.

– Амина не отвечала, дозвониться до Криса мне не удалось, так что я решила поехать к нему домой. Все это было так ужасно! Я просто не знала, что мне делать.

Дыхание Стеллы – единственное, что слышится в зале. Все взгляды прикованы к ней.

– Их там не было, – произносит она.

Рядом со мной народ поворачивает головы. Кто-то шаркает подошвой по полу. Девица с телевидения жует жвачку.

– Я звонила в квартиру и стучала. Потом я прижалась ухом к двери и прислушалась, но их там не было.

Стелла берет в руки стакан с водой. Рука у нее дрожит, и, когда она наклоняется вперед, волосы падают ей на лицо.

Что-то пошло не так. А что, если она расскажет все? Стелла всегда любила драматизм. Мечтала стать актрисой, а тут у нее и сцена, и публика – ее бенефис.

Я в отчаянии тяну к ней руку.

– Потом я поехала домой и легла в постель, – говорит Стелла и отбрасывает волосы с лица. – Что произошло дальше, мне неизвестно.

– Передаем слово прокурору, – говорит председатель суда.

Йенни Янсдоттер не шевелится. Ее суровое лицо сосредоточенно, каждый мускул под контролем. Весь зал суда ждет, что она скажет.

И вот она поднимает глаза и обращается к Стелле:

– Кого там не было?

Голос звучит сурово и надменно.

– Что?

– Вы только что сказали: «Их там не было». Кого вы имели в виду?

Стелла делает неопределенный жест рукой.

– Криса, – отвечает она. – Кристофера Ольсена. Его не было в квартире, и поэтому я села на велосипед и уехала домой.

– Но вы не сказали «его». Вы сказали «их». Во множественном числе. Более одного лица. Кого еще, помимо Кристофера Ольсена, там не было?

Стелла бросает быстрый взгляд на Микаэля:

– Амины, как я полагаю.

– Амины Бежич?

Стелла кивает.

– Я должен просить вас ответить вслух на вопрос прокурора, – говорит Йоран Лейон. – Чтобы это было зафиксировано в записи.

Стелла смотрит на него. Верхняя губа дрожит.

– Да, – произносит она утрированно громко.

Повернув голову, я замечаю, что бородатый журналист внимательно наблюдает за мной. Едва наши взгляды встречаются, как он поспешно отворачивается.

Что он думает обо мне? Я оглядываюсь на других слушателей. Что они думают? Жалеют меня? Некоторые наверняка меня обвиняют. Считается, что родители несут часть вины за своих детей. Особенно в моем случае. Во-первых, я женщина и мать – к мужчине всегда больше снисхождения. Во-вторых, я хладнокровный адвокат защиты, в то время как мой муж – милейший пастор, проповедующий любовь Всевышнего и золотое правило христианской морали.

Может быть, мое место тоже на скамье подсудимых? Бок о бок со Стеллой, по обвинению в родительской несостоятельности и сопричастности преступлению. Уверена – есть люди, которые считают, что так и должно быть.

Йенни Янсдоттер бросает многозначительный взгляд на председателя суда и продолжает. Я понятия не имею, о чем думает прокурор, но то, что она считает меня совершенно неповинной, маловероятно.

– Почему вы сочли, что Амина может быть дома у Криса? – спрашивает она Стеллу.

– Не знаю. Я так не считала.

– Но вы только что сказали именно это.

Янсдоттер добивается эффектной тишины в зале. Стелла не знает, куда направить взгляд.

– Почему вы считали, что в этот вечер Амина была вместе с Кристофером Ольсеном? – спрашивает прокурор. – Разве вы не прекратили все контакты с Ольсеном? И вы, и Амина?

На лбу у Стеллы выступает испарина. Ее страх просачивается сквозь душный зал и пристает к моей коже, словно липкая масса. Я начинаю отчаянно чесаться.

Держись, Стелла! Не теряй самообладания!

– Мы перестали проводить время с Крисом, – говорит она, глядя на прокурора.

– Перестали? – переспрашивает Янсдоттер, не сводя с нее глаз, но Стелла не отводит взгляда. – У вас была договоренность?

– Типа того.

Янсдоттер не слушает ответа. Она уже задает новый вопрос:

– Вы утверждаете, что поехали на велосипеде домой, когда никто не открыл дверь в квартире Криса. В каком часу это было?

– Не знаю, – отвечает Стелла.

Она косится на Микаэля. Все происходит так быстро, что большинство сидящих в зале, вероятно, ничего не замечают. Но я все вижу. И я знаю, что процесс достиг критической точки. Если Стелла по-прежнему будет утверждать, что она пришла домой в два, свидетельские показания Адама рухнут. Не может он, выступая на суде, противоречить словам Стеллы. В груди у меня словно бы все залито цементом.

Микаэль тянет за узел галстука. Пот начинает проникать через рубашку. Сейчас станет ясно, удалось ли ему выполнить свою задачу.

– Вы даже примерно не знаете, сколько было времени? – спрашивает Янсдоттер.

Стелла чуть заметно поджимает губы:

– Что-то около половины двенадцатого или ближе к двенадцати. Типа того.

Цементный блок в моей груди перестает давить, воздух проникает в легкие.

– На допросе вы сказали, что пришли домой в два часа ночи, – сурово говорит Янсдоттер. – Это не соответствует действительности?

Стелла опускает глаза:

– Я сказала так, чтобы наказать папу.

Похоже, Янсдоттер искренне удивлена.

– Поясните.

– Когда я узнала, что папа дал мне алиби, я захотела выставить его лгуном.