История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Лесной

На обширных равнинах Европы именно реки являлись твердыми ориентирами для указания местопребывания. Достаточно только взглянуть на названия древнеславянских племен: бужане. моравы, полабы, ободричи, гаволяне, череспеняне, спреване, суличи, дунайцы и т. д.

С развитием культуры начинают, однако, создаваться города-гиганты; если город-гигант не носит одноименного названия с рекой, на которой он стоит, все племя начинает называться по имени главного, большого города. Вследствие этого «словене» начинают называться «новгородци» и т. д.

Обычно ход событий бывает таков: новообразованное поселение называется по речке, около которой оно создается (из-за достаточного количества воды, удобного транспорта, рыбной ловли и проч.). Разросшись, поселение превращается в город, в названии которого отражено имя реки. Наконец, жители получают имя по городу, а в основном по речке, а со временем это имя переносится и на целое племя и даже ряд их, если город становится столицей огромной области.

В данном случае мы имеем специальное свидетельство летописца, что «полочане» получили свое название от речки Полоты, отсюда и город Полотеск (Полоцк) получил свое название.

Середонин, даже подтолкнутый к правильному объяснению летописцем, старается убедить читателя, что это не так, — наглядный пример крупной методологической ошибки. На самом деле, если исследователь задает себе задачу узнать, откуда происходит данное название, например, Галиция, Волынь и т. д., следует прежде всего поискать города Галича или Волына; если таковые найдены, следует обратиться к местной географии, и в огромном числе случаев будет найдена речка, ручеек, даже сточная канава, удержавшие вековое название, но которые будут одноименны с городом.

Трудность заключается в том, что часто речка, давшая городу название, например Куринка в Курске, совершенно ненаходима в обычных справочниках, — надо иметь не карту, а план города и его окрестностей со всеми деталями, и тогда станет понятным, что не миллионный город Харьков дал жалкой речке название, а именно она ему. Дело в том, что город рос, а речка мелела и сходила на нет. Речка Кура стала настолько незначительной, что ее уже стали называть пренебрежительно «Куринка». Подобные факты — это азбука для занимающегося исторической географией и историей.

П. Я. Черных в главе «Язык и письмо» («История культуры Древней Руси». II, 1951, стр. 123) пишет: «Греки, как полагают, воспользовались русскими названиями некоторых овощей: aguros (огурец), seuklon (свекла) и др.». Нам неизвестно, из какого источника Черных заимствовал эти данные, но несомненно одно: они ошибочны.

Культура огурца и свеклы — культура южная и проникла на Русь с юга. Если эти растения культивируются сейчас даже в Средней России, то это является результатом двух процессов: 1) продолжающегося уже столетиями потепления климата, что доказывается всё более ранним зацветанием многих растений, прониканием всё далее на север разных растений и животных с юга и 2) длительного подбора холодоустойчивых сортов и методами выращивания сначала в парниках и т. д.

Культура огурца и свеклы заимствована у народов, живущих в климате, где огурец и свекла росли в диком состоянии. Народы, которые выработали из этих растений культурные растения, несомненно жили к югу от Черного моря и дали растениям этим свои имена; даже самые корни слов совершенно чужды славянским.

На юге России и сейчас растут апельсины, лимоны, фиги, абрикосы и т. д., все они носят чужие имена, ибо пришли из дальних стран. Даже наша, казалось бы, столь родная «картошка», — чуждый элемент и заимствовала имя от посредников в распространении ее — немцев.

С юга идет и культура арбуза, по-видимому, из Ирана, оригинальное его название — «харпуз» (в русском языке придыхательное «х» утратилось). Поэтому и «огурец» и «свекла» слова не русские, а чужие, и заимствованы наверное от греков, хотя наверное и нельзя сказать, что сами греки не заимствовали их от какого-то другого народа.

Этот пример ясно показывает образчик ложного патриотизма, столь обычного среди гуманитаристов.

Мы почти ничего не знаем об этом сыне Владимира Великого, тем досаднее, если о нем распространяют неверные сведения.

N. Baumgarten («Orientalia Christiana», XVIII. 1930, 2) высказал предположение (а затем и утверждение), что Светослав был сыном Владимира от его последнего брака (после смерти Анны Греческой в 1011 году), именно с третьей дочерью графа Куно Энингенского и Рихлиты, дочери императора Оттона Великого.

Не входя здесь в рассмотрение правильности всего высказанного Баумгартеном об этом браке, отметим, что если бы Светослав был от этого брака, то в момент его убийства по приказанию Светополка Окаянного ему должно было быть всего 2–3 года.

Баумгартен писал: «…s’il provenait du dernier marriage de Vladimir il ne pouvait pas avoir plus de deux ou trios ans» (фр. «если он происходит от последнего брака Владимира, ему не могло быть более двух или трех лет»); если это так, то как это согласовать с показаниями Троицкой летописи, в которой мы находим под 1015 годом: «…Святополк же сь оканьныи и злыи уби Святослава, посла в горе Угорстеи, бежащю ему в Угры, и поча помышляти: яко изобью всю братью свою и прииму власть Русьскую един».

Из этого ясно видно, что Светослав, видя угрожающую ему опасность, бежал в Угры (Венгрию) (вероятно, оттуда родом была его мать), но был убит в Карпатах посланными вдогонку убийцами. Значит, это не был младенец 2–3 лет. Наоборот, Светослав, вероятно, был старше Бориса и Глеба и потому особенно был опасен честолюбивым замыслам Светополка, поэтому-то братоубийства и начались со Светослава. Почти наверное можно сказать, что Светослав был братом только по отцу.

В Никоновской летописи под 6510 (1002) годом находим: «…Того же лета родися Святославу сын Ян». Об этом Яне мы ничего более не знаем, очевидно, рождение его было отмечено летописью, но он умер младенцем и поэтому в дальнейшем о нем полное молчание. Если еще в 1002 году Светослав имел новорожденного сына, значит, ему было не менее 18 лет, и он был одним из старших сыновей Владимира. Если в 1015 году Светославу было минимум 31 год, вся теория Баумгартена должна отпасть.

Чтобы писать историю и заниматься историческими изысканиями, надо прежде всего хорошо знать факты истории. Баумгартен не потрудился даже изучить весьма скудные данные летописей об эпохе Владимира, а выставить необоснованное предположение у него хватило смелости (если не сказать больше). О таких «исследователях» должно сказать, что их «труды» засоряют историю, они не только вредны сами по себе, но и портят труды других историков, которые имели несчастье им поверить.

Историки-норманисты строили все свои выводы на двух-трех местах летописи, где слово «варяги» можно было, хоть и с натяжкой или сомнением, понимать, как: Русь = скандинавы или, общее, норманны.