Королевство - Ю Несбе

Я помнил заданный ею вопрос, как я спас Карла. Что ты сделал, Рой? Угроза – она пыталась сказать, что поняла, по чьей вине папа с мамой загремели в Хукен? Чтобы я и думать не смел мешать ее планам на Карла?

Чистый идиотизм – меня даже от одной мысли передернуло.

По крайней мере, держаться от Уса подальше у меня теперь на одну причину меньше.

На Рождество я домой не поехал.

И на Пасху тоже.

Звонил Карл – рассказывал мне про отель.

Зима наступила раньше ожидаемого, и снег пролежал долго, потому от графика они отстали. А еще пришлось подправить чертежи, когда муниципальные власти внесли свои коррективы: больше дерева и меньше бетона.

– Шеннон злится, она не понимает, что, если власти не увидят свои дурацкие бревенчатые стены, у нас не будет разрешения на начало работ и ратификацию. Говорит, дереву не хватит прочности, но это же чушь, ее заботит исключительно эстетическая сторона, она ведь хочет вроде как собственную подпись оставить. С архитекторами ведь всегда приходится спорить.

Может, и так, но по его голосу я понял, что их спор вышел более горячим, чем это обычно бывает в случае с архитекторами.

– А она… – Я закашлялся, перебивая самого себя, когда почувствовал, что обычным тоном вопрос не договорю. По крайней мере, обычным для ушей Карла. В любом случае я понял: она не рассказала ему, как я по-дурацки признался ей в любви в «Свободном падении», на празднике по случаю начала стройки, – я бы тоже по его тону все понял, это дорога с двусторонним движением. Например, я понял, что он выпил не одну бутылку «Будвайзера». – Она втянулась?

– А, да, – ответил он. – Чтобы привыкнуть к настолько другой обстановке, нужно время. Например, сразу после твоего отъезда она какое-то время ходила вся хмурая и замкнулась. Она ребенка хочет, но все не так просто, есть нюансы, кажется, единственный выход – пробирка.

Я почувствовал, как у меня напрягся живот.

– В общем, круто, но сейчас слишком много всего навалилось. Кстати, летом она едет в Торонто – доделывать пару проектов.

Я услышал фальшь? Или только хотел услышать? Да черт возьми, я уже собственным суждениям довериться не могу.

– Может, тебе немного отдохнуть и побыть здесь? – предложил Карл. – В нашем распоряжении целый дом. Ну, ты как? Вечеринки, как в старые времена? А?

На меня до сих пор действовал заразительный энтузиазм в его голосе, а потому я почти сразу согласился:

– Надо поглядеть. Лето – высокий сезон, на юг столько народу отдыхать едет.

– Давай. Тебе отпуск нужен. Ты хоть один день отдыхал, до того как туда уехать?

– Да-да, – сказал я и стал считать. – Так когда она уезжает?

– Шеннон? В первую неделю июня.

Домой я поехал на второй неделе июня.

Странная штука случилась, когда я миновал Банехауген, и передо мной открылась зеркальная гладь озера Будалсваннет, и я увидел муниципальный знак с названием Уса. У меня перехватило дыхание, дорога поплыла, пришлось заморгать. Как будто чисто от скуки смотришь по телику третьесортную мыльную оперу – и вдруг с трудом сглатываешь: ты ведь полностью расслабился и тебя застали врасплох.

Я взял четыре выходных.

Четыре дня мы с Карлом сидели на ферме и смотрели на летний пейзаж. На солнце, которое, казалось, никогда не заходит. Пили одну бутылку пива за другой в зимнем саду. Вспоминали прежние деньки. Школу, друзей, вечеринки в Ортуне и на даче Оса. Он рассказывал про США и Торонто. Про деньги, хлынувшие на раскаленный рынок недвижимости. Про проект, когда они в итоге попытались отхватить слишком здоровый кусок.

– Самая тоска в том, что у нас могло бы все получиться, – сказал Карл, ставя пустую пивную бутылку в ряд на подоконник. Его ряд оказался в три раза длиннее моего. – Все дело во времени. Удержи мы проект на плаву еще три месяца, сегодня мы были бы сказочно богаты.

По его словам, когда все полетело к чертям, два партнера угрожали ему судом.

– Только я не потерял абсолютно все, что имел, вот они и решили стрясти с меня денег, – сказал он, посмеиваясь и открывая следующую бутылку пива.

– У тебя же сейчас куча работы, разве нет? – спросил я.

Мы ездили на стройплощадку. Работы велись, но не сказать чтобы чересчур активно. Оборудования много, людей мало.

По-моему, они не то чтобы охренеть как много всего успели, а ведь начали целых девять месяцев назад. Карл объяснил, что они все еще трудились над подземной частью: время ушло на то, чтобы провести дорогу, воду и канализацию. Само здание отеля построят очень быстро.

– Пока мы здесь стоим, отель строят совсем в другом месте. Это называется «модульное строительство». Из элементов. Пол-отеля приедет в виде огромных блоков – нам останется закрепить их на цоколе.

– На фундаменте?

Карл помотал головой:

– Типа того.

Люди так говорят, когда либо не хотят перегружать тебя деталями, которые слишком тяжело объяснить, либо скрывают тот факт, что сами в чем-то не до конца разбираются. Карл пошел поговорить с рабочими, а я бродил по вереску и искал новые гнезда. Ни одного не нашел. Наверное, птиц испугали шум и машины, да и гнездились они не очень далеко.

Вернулся Карл. Вытер со лба пот.

– Поехали поныряем?

Я засмеялся.

– Что такое? – спросил Карл.

– Снаряжение старое – эта затея все равно что самоубийство.

– Тогда искупаемся?

– О’кей.

Но мы, разумеется, опять оказались в зимнем саду. Где-то на пятой или шестой бутылке Карл вдруг спросил:

– А ты знаешь, как Абель погиб?

– Его брат убил, – ответил я.

– Я, вообще-то, про другого Абеля – министра иностранных дел Абеля Паркера Апшера, в честь которого отец меня назвал. Он осматривал корабль ВМС США «Принстон», который шел по реке Потомак, солдаты демонстрировали огневую мощь одной пушки. Произошел взрыв, убило Абеля и еще пять человек. Это было в тысяча восемьсот сорок четвертом году. Поэтому завершения главного дела своей жизни – присоединения Техаса в следующем году – он не увидел. Что ты на это скажешь?

Я пожал плечами:

– Жалко.

Карл заржал:

– Ну что ж, твое второе имя тебе очень подходит. Ты знал, что дама, сидевшая за столом с Калвином Кулиджем…

Я слушал вполуха, так как эту историю, разумеется, знал: папа обожал ее рассказывать. Дама заключила пари, что вытянет из президента Кулиджа, чья немногословность стала легендой, больше двух слов. В конце ужина президент повернулся к ней и сказал: «You lose»[20].