Мой Пилигрим - Ксения Татьмянина

Внутри от осознания, что это наконец-то в моей жизни случилось, я уже ощущала себя другой. Более взрослой, более сильной, перешагнувшей рубеж во что-то сакрально жизненное, истинное.

А Грим… вчера он без преувеличения был похож на дракона, заполучившего в лапы хрупкое и живое — обращался со мной и властно и бережно одновременно. Упивался обладанием. При всей жесткости не причинил мне ни капли боли, кроме естественной, и не оставил на теле ни следа от своей жадности. Я была счастлива. Дальше некуда счастлива!

— Еще бы от перчаток избавиться…

За ночь я смогла их снять раз и ненадолго — когда нам пришлось оставить комнату ради купальни и ради кухни — я зверски хотела есть. И снова закрыла руки, чтобы в постели обнять Грима и не бояться засветить своим даром.

— Еще бы и волосы расчесать…

Махнув рукой на последнее, я встала и прошлась босиком по теплому полу. Выглянула в окно.

Грим, одетый не по погоде, слишком легко, выхаживал по площади отставая от поземок ветра. Зябко поежилась, представив, как холодно снаружи, но от окна отойти не смогла — слишком красивая предстала картина: длинная и худая фигура во всем темном, на забеленной площади и дымкой грабов на фоне смотрелась отчетливо вырезанной. Как абрис из черного листа. Лицо, руки, край рубашки над воротником пиджака — светлое исключение. А ветер, к тому же, не умея шагать в ногу, постоянно дергал за одежду и волосы, делая четкий силуэт вдвойне живым и подвижным.

И Грим — счастлив. Он явно помолодел и просветлел, говорил с ветром о чем-то, я видела, как шевелились губы, и я видела, как он время от времени улыбался. На его черты, открытая и клыкастая улыбка накладывалась обаятельно и контрастно — будто на вкус попадает острое и сладкое одновременно — облизнуться и попросить еще! И все это из-за меня! Грим счастлив — из-за меня!

В комнате было так тихо, и я почти не дышала, что легкий скрип двери выдал очень осторожное движение. Это не сквозняк, я бы голым телом почувствовала, поэтому подумала на кота. Оглянулась, сразу смотря вниз и ожидая, что наглая рыжая морда протискивается в щель… а увидела руку.

Чья-то ладонь мягко придерживала полотнище двери повыше ручки и очень медленно отводила от себя. Явно не Аурум и тем более понятно, что не Грим!

Шарахнуло чувством опасности, и я вся сжалась, едва не рванув к кровати, чтобы схватить покрывало. Да плевать на незащищенность и наготу! Обойдусь. Дотянуться бы хоть до какого оружия.

Где одежда? Здесь только платье, а нож остался или в пальто, или в сумке и они явно не здесь. Тяжелое на глаза не попадалось, а умывальная миска, бритва и старый медный лист вместо зеркала — стояли в противоположном углу. Не допрыгнуть.

Пока мысли в голове прокручивали «что делать» я постаралась тоже бесшумно переступить и сдвинуться к столу — присесть и спрятаться за ним и за стопками книг и прошитых тетрадей. Понять бы — кто это, и дальше действовать! Да, бритва — идеально бы было! Но больше в комнате Грима оружия нет… я скользнула, присела, подобрала волосы, которые везде лезли, и притихла.

Через окно в моей комнате влез? Убийца? Слуга? Слуга бы не стал осторожничать…

— Чего?..

Даже не вслух, а так, едва выдохнула, — между столом и стеной, в узкое пространство был вложен меч. Он лежал параллельно полу, как сваленная к плинтусу швабра, которая стояла в углу, да рухнула. Черный, ржавый, явно очень и очень старый. Прекрасно! Главное — бесшумно его достать!

Кто-то зашел. Шелестнул бумагой, вздохнул. Прошел вглубь, ко мне, — лишний шаг, и увидит! Я ждать не стала, рванула с низкого старта, и не на противника — а к двери. Драться с серьезным врагом у меня мало шансов, а вот его задержать или сбежать, защищаясь, это да. В маленьком пространстве все получилось странно. Я выскочила и пронеслась, кто-то от неожиданности шарахнулся, что-то упало с полки, потому что ее задели…

— Ульрих?! Какого ляда ты здесь забыл?

Удачно вырвалась — встала как раз у выхода, выставила вперед оружие, ровно настолько чтобы руке было под силу удерживать меч на весу, а пяткой лягнула дверь. Та почти закрылась. Если надо, то я рыбкой и в коридор, а Ульрих станет пленником.

— Ворюга! Да ты за тетрадью!

Парень обалдело застыл на месте, глянул на меня и тут же увел глаза, как будто обжегся. Рукопись он быстро нашел — она на виду лежала, и уже держался обеими руками за сокровище.

— Тио, почему ты…

— Почему здесь, почему голая, почему злая? Да я сейчас проткнут тебе живот, если ты не станешь отвечать на мои вопросы. Зачем ты украл первые две части, зачем тебе третья?

— Нужно…

— Да-да, Вера про ваше нужно вчера рассказывала… давай подробности.

Ульрих едва себе шею не сворачивал, только бы на меня не смотреть, даже периферийным зрением не замечать.

— Оденься, пожалуйста.

— Неа. Это мой метод психологического давления.

Заорать что ли? Аурум на первом этаже и, может, не в кухнях — придет, поможет, скрутим вора. Мне хотелось бы выпытать — как Дети Судьбы вообще узнают, что пора топать за тетрадкой? Почему уводят из-под носа, ведь намного удобнее было зайти в квартиру и забрать ее, пока я на работе, вторую достать прямо из больнички еще до того, как я прочла, а к Гриму наведаться… тут сложнее, но все равно. Есть вопрос поважнее — на кой ляд?

— Ульрих, я по идее должна быть в гаражах «Трех шкур», а не здесь. Судьба? Тебя поймала — не просто так. Судьба? Все так сошлось, что ты обязан мне хоть что-то сказать, помочь, прояснить. Направить, ну?

— Мы не знаем последствия своих действий, Тио. Я отдам рукопись Безымянному, а зачем она ему — не знаю.

— Где он живет? Чем он силен? Слабые места есть?

— Не знаю.

— Монету тоже ему отдали?

— Нет.

— Подумай, Ульрих, — я прошипела как можно злее, — и скажи все, что можешь сказать. Хоть что-то! Хоть слово!

— Больно. — Он тоже не стерпел и потерял хладнокровие, глухо выдохнул: — На тебя смотреть больно. Прикройся хоть чем-нибудь.

Я сжалилась, опустила меч и перекинула распущенные волосы наперед. Удивлялась, почему меня не охватывает чувство стыда за обнаженку перед Ульрихом? А потому, что он наготы в упор не видит, ему шрамы мои глаза выедают. Неженка нашелся.

— Иди. Проваливай. Ты все равно знаешь, что я тебя не ударю…

— У вас меньше двух дней, Тио. Они придут на площадь послезавтра, едва зайдет солнце.

Парень прижал к себе листы и осторожно прошел боком мимо меня. Юркнул в щель приоткрытой двери и кинулся бежать, уже не заботясь о шуме и топоте.

Послезавтра придет конец этой жизни и начнется другая, новая и лучшая. То, что исход будет в нашу пользу, я нисколько не сомневалась. И страха не было, и предощущения потерь или жертв — мы все останемся целы, а Слуги навсегда исчезнут. Подлинный черный колдун города получит свое наказание — лишится сил, сядет в тюрьму в Казематном, а над городом просветлеет небо.