1888 - Ж. Л. Готье

Мне приходилось делать страшные вещи ради приглашения в их общество, чтобы они считали мое вступление необходимым и дозволяли мне иногда играть по моим же правилам. Я так старался завладеть вниманием предпринимателей, разжиревших банкиров, акционеров и прочих самых настоящих спекулянтов в правящем классе, что не заметил, как сам стал жертвой собственной лжи и коварства.

– Вы не заставите меня больше участвовать в ваших играх. С меня хватит, – резко сказал я, вставая с дивана. – Всего доброго, Себастьян.

– Хорошо подумайте, Итан, – прошептал он, поднимаясь за мной и наводя револьвер. – Не все разделяют судьбу мистера Баррингтона.

В вестибюле, погруженном в темноту, похолодало. Само присутствие в нем вызывало тревогу: мы были во мраке не одни, слышали редкие, глухие стоны и мычание пациентов. Нескольким удалось покинуть свои палаты, и они, словно колеблющиеся призраки, следили за нами из тьмы второго этажа, иногда переваливаясь через перила, и размеренными, твердыми шагами ходили из одного угла в другой, боясь спуститься вниз к единственному очагу света.

Может быть, это были совсем не пациенты? Смертность здесь всегда славилась высокими показателями.

– Какой смысл пытаться выбраться из дерьма, когда вы в нем по голень? – продолжал Себастьян.

– Я в сапогах.

– А как же ваша мать? Отец? Брат и его семья? Разве я многого прошу? Ваша лояльность – лучшее, что вы можете дать.

– Вы мне угрожаете, хотя ваше оружие заряжено лишь порохом, без пуль, – прошептал я, наводя на него револьвер в ответ. – Считаете, что у меня не хватить духа выстрелить в вас? Вы забыли, что связались с азартным человеком, который готов пойти ва-банк ради своей жизни.

Кто-то снял с предохранителя пистолет, приставив его дуло к моему затылку.

Из темноты вышли наемные люди лорда Олсуфьева, которые тесно окружили нас, держали оружие наготове и не проронили ни единого слова.

Я медленно поднял руки вверх.

– Считаю, что не готов, – неторопливо сказал Себастьян, протягивая мне сложенный лист. – Вы будете вынуждены и дальше состоять в нашем клубе, Итан. Поиск неверных жен и мужей не принесет вам достаточной суммы для лечения ваших родителей. Я не стал вам говорить на вечере, что ваш брат в Лондоне, посчитав, что два удара за один раз вы не переживете. Люди, которые говорили с ним, сказали, что Максимилиан не встает с постели из-за язв на ногах, появившихся от диабета, а сам Мишель, пытаясь быстро заработать денег на лечение Лили, занялся варением самогона, да только аппарат взорвался. Мужчина весь в ожогах.

В безмолвном горе, чувствуя, как на висках вспухли синие жилы, я смотрел на лист с диагнозами своих родителей и брата и ничего Себастьяну не говорил, считая, что слеза, катившаяся по моей щеке, была красноречивее любого слова.

– Скромный мальчик в большой игре, обладающий замечательной способностью обезоруживать шуткой, чтобы люди вокруг не поняли, насколько он уязвим, – смеясь продолжал он. – Добро пожаловать обратно к нам.

– Вам удалось насильно вернуть меня обратно в клуб, – ответил я, откашлявшись и кинув лист в огонь, – но вы не сможете заставить меня пить лекарства. Наше вынужденное сотрудничество не будет долгим.

Он хмыкнул, предложил мне присесть обратно на диван и стал помешивать угли в камине.

– Итан, вам нужно пару недель нигде не появляться, никому не писать и не выходить за ворота больницы, пока не утихнет скандал со смертью Виктора Абберлайна.

– Я не могу находиться здесь так долго. Мне нужно искать преступника и возвращать свое доброе имя.

– Вам же надо допросить миссис Белл? Так что сидите здесь до середины следующего месяца. Хотите узнать, какие интересные вещи творятся, пока вас держат здесь?

Я утвердительно кивнул, протяжно зевнув, и кулаком потер заплывшие глаза, пытаясь побороть подступающую дремоту.

– Миссис Гамильтон, узнав, что вас сильно покалечили и обвинили, тотчас явилась в Скотланд-Ярд и потребовала мистера Гилберта немедленно сделать так, чтобы газеты не смели приписывать ваше имя к убийству Виктора.

– Будто газетчики послушают Томаса. Скорее всего, они сделают его соучастником.

– Вы не поверите, но мужчина с энтузиазмом пообещал женщине проконтролировать работу главных редакторов, и до сих пор о вас никто не упоминал. Комиссар полиции обвинил троих бандитов из синдиката Гончих в убийстве Виктора, – сказал Себастьян и отложил кочергу в сторону. – Как вы считаете, чем Анна привлекла его? Чарующим голосом? Миловидным лицом?

– Туго затянутым корсетом.

Мужчина расхохотался, а я вынул из кармана брюк кошелек.

– Себастьян, я дам вам денег, пожалуйста, попросите свою прислугу купить мольберт с красками и отвезти их Эбигейл Мур.

– Вы подхватили альтруизм? Дело дрянь. Это опасная болезнь, – ответил он, но деньги взял. – Мольберт будет у Эбигейл завтра с утра.

Он пробыл в Бедламе еще несколько часов, безостановочно разговаривая со мной и совсем не замечая моего нескрываемого желания крепко поспать.

Его монотонная речь казалась бессвязным потоком фраз, вводящих в состояние гипноза. Вскоре я обнаружил, что мои ответы его совсем не интересовали – он, пожимая плечами, всего лишь проговаривал прошедшие торжественные вечера и задевал меня локтем, чем изредка нарушал мое сонное оцепенение.

Глава 28

Наряду с радостными вестями, Джеффри Мэй объявился в Бедламе спустя две с половиной недели, за которые я, окруженный невменяемыми людьми, успел, кажется, окончательно рехнуться.

Банкир поздравил меня с благополучным закрытием кредита, сделав вид, что сам он не причастен к этому, и вскользь намекнул на появившееся важное дело. Он попросил посетить его, как только закончится расследование убийств Уайтчепельского мясника. Впервые в жизни мне хотелось, чтобы поиски продолжались бесконечно.

В Бетлемскую больницу также приезжал мистер Баррингтон, имея при себе лекарства, которые я не просил покупать. Мужчина был очень удивлен, увидев меня не лежащим на засаленной больничной кровати, а вполне здоровым, почти поправившимся и выспавшимся человеком, выглядящим даже лучше, чем до лечения.

Он сказал, что Виктора убили не Гончие, хотя на шее юноши был найден ошейник, отдал мне вторую часть оговоренной суммы, еще раз попросил прощения за смерть Геллы и пожаловался, что ему скоро придется уехать из Лондона.

Дэвид узнал всю подноготную своей банды, ужесточил меры, и бандиты в ответ решили сначала полностью отдать Ламбет во владение Олдрижским Дьяволам, потом Уайтчепел, а затем и вовсе присоединиться к ним, оставив от Гончих только тревожные воспоминания и преданного главаря.

Я попросил его не торопить события, связанные с отъездом, и пообещал что-нибудь придумать по поводу работы. Никто бы не захотел видеть у себя в работниках человека, который быстро терял зрение и становился инвалидом. Он стал бы никому не