День похищения - Чон Хэён

профессора в ходе словесной перепалки и что денег вам вообще не досталось. Понимаете ли вы, что ее план заключался в том, чтобы подставить своего бывшего супруга Мёнчжуна, выдав его за преступника?

Техник медленно качнул головой: это Хеын посоветовала ему представиться Мёнчжуном, когда он пошел оплачивать больничные счета Хиэ. Потом заговорил:

– У них на кухне стояли остатки куриного супа – видно, ели накануне. Вот она и сказала, что с этим супом можно подстроить так, чтобы датой убийства все считали следующий день. Двадцать первого августа я пошел к ним, заказал такой же суп с карточки Со Чжинъю и получил доставку, выдав себя за Чхве Чжинтхэ. Код я знал: у меня была резервная копия видео с домашних камер – там и увидел. Резервную копию диска я стер, после чего забрал куриный суп с собой и пошел на встречу с приятелем, чтобы обеспечить себе алиби. По ее плану, Ким Мёнчжун должен был в тот же день зайти внутрь, чтобы похитить девочку. Там он оставил бы свои отпечатки, следы обуви и так далее. Но все пошло наперекосяк…

Санъюн тихо вздохнул.

– Насколько я знаю, за лечение Хиэ вы внесли пятьдесят миллионов вон. Если преступление совершалось ради денег, а у вас уже была такая сумма, зачем вы стали помогать Со Хеын в этом деле?

Он всю свою жизнь заботился о Хеын и, не задумываясь, отдал бы ей столько денег, сколько у него было. Тем не менее эти 50 миллионов он решился пустить в ход лишь после того, как их замысел не сработал…

Чхольвон облизнул сухие губы и произнес:

– Эти деньги… Я думал, что никогда в жизни не смогу их потратить.

– Что вы имеете в виду?

– Это была страховка. За смерть жены.

У Санъюна стало тяжело на сердце. Он понял, почему техник тридцать лет к ним не притрагивался.

– Когда Хеын сказала, что деньги ей нужны для дочери, следовало сразу их отдать, но… она рассказала мне свой план – и мне стало жалко. Не денег, нет. Я понял, что буду жалеть, если не отомщу мертвому Чхве Доноку. Хотелось, чтобы его сыночку жилось не так сладко… Но я и вправду не думал, что дело дойдет до убийства.

– Вернемся к моему первому вопросу. Вы сказали, что в сейфе ничего, кроме бумаг, не оставалось. От кого вы это узнали?

– От Хеын.

– Как вы думаете, почему она так вам сказала?

У Чхольвона запершило в горле. Санъюн хотел принести воды, но тут техник произнес:

– Потому что там, наверное, были деньги…

Сказав это, Пак опустил плечи и поник, словно из него выпустили весь воздух.

– Напоследок, господин Пак Чхольвон, скажу вам еще одну вещь. Она убила Чхве Чжинтхэ не по случайности – у нее все было спланировано заранее. Ким Мёнчжун признался, что Со Хеын предложила ему похищение еще девятнадцатого июля. И у нее был целый месяц на то, чтобы все рассчитать и подготовиться.

Наверное, Чхольвон сейчас тоже вспоминает ту ухмылку Хеын и ее «да неужто?». Видимо, в тот момент он все про нее понял. Весь ее план замышлялся только ради денег. Но не на операцию дочери – украденные деньги с самого начала предназначались исключительно для нее.

Санъюн все смотрел и смотрел на Пак Чхольвона, который тридцать лет таскал на себе оковы, имя которым – угрызения совести и чувство вины.

* * *

В это же самое время, но только в другой комнате для свиданий, сидела Хеын. Выглядела она уже не так элегантно: из одежды – свободная футболка, волосы просто убраны наверх в пучок. Дверь открылась, и по ту сторону стеклянной перегородки показался Мёнчжун. Он посмотрел на нее и непроизвольно опустил взгляд. Ему полагалось презирать и ненавидеть ее, но после того, как стало известно, что она ушла из семьи, чтобы не заразить их страшной болезнью, для ненависти места уже не оставалось – напротив, у него всякий раз сжималось сердце, когда он представлял, как ей было больно оттого, что ради мужа и дочки ей пришлось покинуть дом, а потом с этой болью справляться в одиночку.

– Хиэ сделали операцию, она уже пришла в себя.

От радостного волнения Мёнчжун аж губу прикусил. К глазам немедленно подступили слезы. Он склонил голову, словно эти капли были слишком тяжелыми и тянули его вниз.

– Спасибо тебе! Спасибо, что сказала…

Он был растроган, плечи его затряслись. Мёнчжун ругал себя последними словами за то, что в какой-то момент усомнился в ней. «Почему я считал, что она больше не мать своему ребенку? Почему так ненавидел ее все это время? Почему не подумал, что у нее могут быть на то весомые причины?»

– Посмотри на меня!

– Прости, это я от радости.

– Тяжело тебе здесь?

Мёнчжун тыльной стороной ладони утер слезы и поднял взгляд.

– Да со мной все нормально, главное – про Хиэ теперь знаю. Спасибо, что рассказала!

– Конечно, а как иначе?

– Я даже и представить себе не мог, что ты вернешься…

Мёнчжун не знал, что ему сейчас сказать. Больше у него ничего не лежало на сердце: не осталось ненависти к бывшей жене, не осталось волнения за дочь – она должна поправиться. Сейчас им всем нужно просто вернуться назад – вернуться к тому, как было раньше. Он замялся и через силу спросил:

– А Хиэ ты что сказала?

– Сказала, что папа уехал работать за границу. Что очень просит извинить его за то, что не получилось прийти на операцию. Я даже удивилась, что она не капризничала, не канючила – вела себя по-взрослому… Видно, твое воспитание.

Но сам Мёнчжун так не считал. Нет, он здесь ни при чем. Хиэ повзрослела сама, без его участия. Ей пришлось это сделать. Пришлось рано повзрослеть и все быстро схватывать на лету, потому что ее нищий и бестолковый отец ничего не мог ей дать. И это всегда будет терзать ему душу.

Его лицо помрачнело.

– Как же быть с ней дальше? Пока она с тобой; а если и тебя посадят?

– Не знаю, может, это и к лучшему…

Мёнчжун аж встрепенулся – таких слов он услышать не ожидал.

– Не хочу, чтобы все знали, что она из семьи, где болеют СПИДом. Не хочу жить в постоянном страхе, что могу ее заразить… Если б не это, я бы три года назад вас не оставила…

– И что же делать?

– Думаю, что, пока ты не освободишься, Хиэ будет лучше в приюте.

– Хеын!

Мёнчжун не сдержался и