Десятая невеста - Анна Корвин

молчал, а потом, к моему изумлению, ухмыльнулся.

   - Ладно, – сказал он. – Хорошо. Спасибо, что поделилась. В благодарность и я с тобой поделюсь. Завтра кое-куда сходим.

   - В город опять пойдем? – спросила я.

   - Нет. В горы прогуляемся.

   Я переваривала, остолбенев. А что, так можно было, да? Ну, теперь буду знать, если ещё когда-то быть засланкой доведется. Вместо того, чтобы ловчить и ухищряться, я прямо к главному злодею подойду и доложусь, зачем пришла и что мне от него надо: «Вы супостат и душегуб, а теперь отведите меня в тайное место». И всего хлопот. Знай я с самого начала, что все так легко, уже давно была бы дома.

   Позже я подумала: несколькими словами правды я добилась большего, чем за долгие недели изнурительного вранья.

ГЛАВА 23

К Айю я летела как на крыльях. Его не было, пещера закрыта, и мне пришлось дожидаться; появился он, как часто бывало, бесшумно и как ниоткуда – в такие моменты мне и впрямь думалось, может, он демон или кто-то вроде того.

   - Едем в Белолесье! – выпалила я, едва успев поздороваться, и затараторила, не давая ему и слова сказать: - Завтра император отведет меня кое-куда, и я кое-что там сделаю, а потом мы с тобой можем ехать. Я все узнала и все придумала. Я принесла тебе одежку – вот, руки в рукава сунешь, капюшон поглубже надвинешь, и не увидит тебя солнечный свет, раз тебе этого не хочется. Подождешь меня в лесочке – воооооон там, неподалеку от черного хода, знаешь? Ну так вот, подождешь там, а на рассвете мимо поедет один тутошний закупаться по хозяйству, тебе всего и надо будет стукнуть его по темечку, ну или как ты тогда Ворона отрубил, и все, и пусть спит, а мы заберем телегу, и только нас и видели. Мужика того до вечера не хватятся, а мы к тому времени будем далеко-далеко! Сядем на корабль и уплывем туда, где проклятье твое не действует. Оно ж только для Чиньяня опасно, да? А там ты сможешь ходить под солнышком сколько хочешь. По дороге к Барбаре заглянем – помнишь, я тебе рассказывала? – она хорошая, много разных краев по пути увидишь, чего здесь-то всю жизнь сидеть…

   Все это время Айю слушал меня, не меняясь в лице, а я, выдохшись наконец, завершила:

   - Ты ведь поедешь со мной, Айю, да? Пожалуйста.

   - И когда ты все это придумала? – спросил он.

   - С черным ходом? Ну я не знаю, я…

   - Нет. Со всем остальным.

   - Ну, видишь ли… Дело в том, что император… Да какая разница! – с жаром воскликнула я. – Раньше-то я не могла уехать, приходилось здесь мучиться, а теперь все закончилось. Прошу, скажи, что ты со мной поедешь. Я ведь без тебя не смогу! Я поклялась себе, что увезу тебя отсюда.

   - Я же говорил, что не могу, – пробормотал Айю.

   Я схватила его за руки.

   - Только решись! Как бы ты ни любил это место, всю жизнь так прожить – это разве дело?! Ты ведь умница. Ты что угодно можешь делать, кем угодно можешь стать. Это здесь тебя считают проклятым, а у нас о таких вещах и не знают! Айю! Ну Айю! Прошу тебя!

   Он долго-долго смотрел мне в лицо и потом сказал:

   - Хорошо. Давай поедем в Белолесье.

   - Правда?! – обрадовалась я. – Зайчик мой беленький. До чего же я рада!

   Я обняла его, и впервые за все то время, что я его знала, Айю обнял меня в ответ.

***

- Сегодня вы будете служить его величеству! – торжественно объявил главный скопец, вломившись ко мне в комнату. В сопровождении гурьбы невольниц меня повели в купальни, где заставляли отмокать в горячих и холодных водах, мыли волосы и умащали всякими разными притираниями.

   К чему это все, я догадалась лишь в очередной раз улегшись в корыто, наполненное водой с лепестками. Первым порывом было взвиться и с воплем ужаса помчаться прочь, но я тотчас представила, как, оставляя след из лепестков и пены, лечу по дворцу в чем мать родила, с криком: «Спасите-помогите, нехочунехочунехочунехочу!», и быстро сообразила, что спасти это меня вряд ли спасет, а вот доброй славы точно не прибавит. Поэтому, замирая от ужаса, я позволила измываться над собой, решив, что в решающий миг стану взывать к императорской милости: не насилуйте меня, будьте любезны, ваше величество. А ведь он, небось, прямо зверь: оголодал-то как. За все время, что живу в Золотом дворце, я у него ни одной бабы не видела. Для меня себя берег, птенчик. Зато сейчас как накинется – живой не уйду.

   Потом я вспомнила, как нас тогда в городе друг к дружке прижало, и приуныла: ему и насильничать не придется. Вон как я млела от него в последнее время. Какой там заставлять. Еще и сама попрошу.

   От этой мысли мне стало и вовсе тошно.

   Меня с ног до головы натерли маслами, волосы расчесали до блеска и накрутили из них всякого, понавтыкав драгоценных шпилек, одели в нарядные шелковые одежки и всю такую душистую и раскрасивую повели в покои к императору.

   Камичиро, по обыкновению, читал. Невольницы препроводили меня и с поклоном нас оставили. Когда двери за ними закрылись, император закрыл книжку и спокойно сказал:

   - Ну что, идем?

   - К-куда? - пролепетала я.

   - Как это куда? В спальню.

   Ох ты ж… Я покорно проследовала за Камичиро в опочивальню, которую ныне видела в первый раз. Она была просторная, как прочие его покои, богато и нарядно убрана, а посреди красовалась огромнейшая кровать с пологом из расшитой ткани.

   Я застыла на пороге, в то время как Камичиро, у постели даже не задержавшись, прямиком прошел в дальний угол и обернулся оттуда:

   - Ты чего?

   - Ничего, - пролепетала я и на одеревеневших ногах сделала несколько шагов, с ужасом косясь на кровать.

   - Нет, если хочешь, можем остаться, – подойдя ко мне вплотную, сказал он.

   Ну, если он сейчас ко мне притронется… Во власти всяческих соблазнительных мыслей (и от ужаса, что мне они так соблазнительны), я