Десятая невеста - Анна Корвин

не делать приблуды? Так я какое-то время думала.

   - Какое-то время? – переспросил Камичиро. – А теперь?

   Мы в это время сидели в саду Двадцати Четырех Сосен. Когда-то, при невестах, здесь было полно народу, а теперь, кроме нас, никого. День был пасмурный, прохладный, но мне вдруг стало жарко. Разволновавшись, я раскраснелась, потупилась и, крутя пальцы, принялась сбивчиво объяснять:

   - Многое изменилось с тех пор, как я сюда приехала. Вы же сами знаете: столько всего случилось… Меня выгнали, потом там в городе я так перепугалась, а вы меня спасли… А когда я решила, что меня казнят… и ждала смерти… для меня и вовсе все изменилось. Я многое передумала там, в темнице. Поняла, что хочу совсем другого…

   - И чего?

   Наступила тишина. Из дворца не доносилось ни звука. Слышно было только, как поют птицы да каплет с деревьев после недавнего дождя.

   Вроде и нельзя было ещё больше покраснеть, но я аж полыхала.

   - Когда вы объявили меня наложницей, пусть и просто для того, чтобы спасти мне жизнь, я подумала: может, это и к лучшему. Может, и хорошо, что мне не нужно быть императрицей, ведь я для этого не гожусь. А так, пусть и на втором, третьем месте после Ферфетты – на любом, какое вы мне назначите – я все-таки могу быть рядом с вами, здесь… В конце концов, ну что такое приблуды для женщины, какой в этом смысл. Как и война, это мужское дело. А я хотела бы… хотела бы…

   - Чего? – ещё раз спросил Камичиро.

   - Может, когда-нибудь я все-таки вам чуточку понравлюсь, - прошептала я. - Я слышала, что наложницы тоже могут иметь от императора детей, пусть они и не становятся наследниками. Но мне этого и не нужно! Мне так хорошо здесь живется, и я подумала, ведь, по вашим обычаям, у нас с вами тоже могла бы быть семья… Пусть рядом с вами будет императрица, мне никаких почестей не надо, мне довольно и того, чтобы… чтобы…

   Я затихла и осмелилась робко поднять глаза. Император придвинулся ближе, его лицо было совсем рядом с моим, и он в упор смотрел на меня, и я, как завороженная, уставилась ему в лицо. Он наклонялся все ближе, ближе… Я закрыла глаза.

   - Ваше величество! Ваше величество!

   Я поспешно отпрянула. К нам поспешал один из советников; подбежав, грохнулся ниц и принялся верещать о каком-то важном и срочном деле.

   Камичиро ушел, а я осталась в саду одна. Голова кружилась, сердце колотилось как бешеное. Я прижимала руку к груди, тщетно пытаясь успокоить дыхание.

   Что это сейчас было? Что сейчас было?!

***

Как добралась до покоев, не помню. Меня теперь повсюду сопровождал табун щебетуний и скопцов, долженствующий надзирать за моим благополучием. Не уверена, что сохранила перед ними лицо; помню только, что, закрыв за собой дверь, рухнула на постель как подкошенная, да так и осталась.

   Потом уснула.

   Мне приснилось, будто я люблю императора – на самом деле, всем сердцем люблю. В этом сне он был самым близким, самым дорогим для меня человеком.

   Он мне не верил – и во сне для меня это было самое страшное. Я понимала, что раз он не верит мне, он меня оставит, навсегда бросит, а я и мысли об этом вынести не могла. Рыдая, я повторяла снова и снова: «Я люблю вас, я люблю вас, ваше величество», не зная, как ещё его убедить, но все стенания были тщетны. Как я ни молила, он отвергал и презирал меня.

   Я проснулась в холодном поту. В окошко протянулись бледные утренние лучи. У постели сидел императорский лекарь, худощавый смуглый мужичок в белых одеждах, и держал меня за запястье. Увидав, что я проснулась, сказал:

   - Хорошо. Жар спал.

   - А у меня был жар? - спросила я и потрогала лоб. Он был ледяной.

   - Вы не помните? Ночью у вас началась лихорадка.

   Он встал, увязывая склянки со снадобьями в узелок. Одну оставил и велел понемногу пить из нее в течение дня.

   Уже у дверей сказал:

   - Вам следует поблагодарить его величество.

   Я подняла глаза.

   - Он послал за мной, так как услышал, что вы кричите во сне. Мы дали вам выпить лекарство, и он всю ночь провел у вашей постели. Ушел, лишь дождавшись меня. Император очень заботится о вас. Вам следует выразить ему признательность.

   Поклонился мне и ушел.

   Так значит, он все слышал. Как теперь появлюсь перед ним, как в глаза ему посмотрю? Мне казалось, я умру со стыда – но разве не того я добивалась, не того хотела? Так почему даже думать об этом не могу?..

   Я уже ничего не понимала.

   Ближе к обеду я наконец поднялась. Из зеркала на меня глянуло бледное, как смерть, лохматое чудище с кругами вокруг глаз. Хороша, ничего не скажешь.

   Я умылась, оделась, навела красоту: причесалась, накрасилась и, в общем, стала напоминать человека. Отправилась на кухню и напекла блинов с яблочной начинкой. Когда императору пришло время ужинать, понесла их Камичиро.

   Он спросил, глядя на блины:

   - Это что такое?

   Я поставила мису на стол и поклонилась.

   - Лекарь сказал, мне следует поблагодарить вас. Мне нечего вам подарить, но я вспомнила, что вам вроде бы понравилось, как я тогда приготовила. Вот и подумала, что…

   Я запнулась и умолкла.

   - Спасибо, - помолчав, сказал император и указал на место за столом: - Садись, поешь.

   - Благодарю, я не голодна, ваше величество.

   - Тогда иди к себе. У тебя больной вид.

   Я попятилась к дверям, как вдруг он сказал:

   - Постой-ка.

   - Да, ваше величество?

   - Напомни, откуда ты.

   - Из Крутограда, ваше величество.

   - И ты приехала одна?

   - Да, ваше величество.

   - Уверена? – спросил Камичиро, упершись в меня взглядом.

   Я растерялась. Почему он спрашивает?

   - Ну… да. Если не считать других невест, то, наверное, да… Вроде бы из наших здесь никого больше не было – во всяком случае, я…

   - Ладно, – сказал он и взмахом руки отпустил меня. - Можешь идти.

***