Мигрант, или Brevi Finietur - Марина и Сергей Дяченко

Потом все исчезло. Стояли, сомкнувшись, черные ветки над головой; мертвые ветки, без листьев и даже без коры. Жухлая трава — сено с корнями. Трава и деревья отдали жизнь, чтобы, лежа на спине, он мог видеть серое небо.

— Андрей?

Слабый голос; Крокодил повернул голову, мир качнулся. Рядом сидел Аира. Белые и длинные, как веревки, волосы лежали на его плечах, коленях, на мертвой траве.

— Я можешь живу существовать, — прошептал Крокодил и только тогда испугался.

Язык. О Господи. Снова исчезли из памяти русские слова, но и язык Раа казался пазлом, сложенным второпях, без множества деталей. И невозможно было думать на этом исковерканном языке.

— Говорение, — прошептал Крокодил. — Аира, говорение словом. Плохо. Нет.

Аира взял его за руку:

— Моя ошибка. Мигрант. Язык. Я не знал.

— Тимор-Алк? Место? Жизнь?

Крокодил с трудом поднялся. Мальчишка лежал рядом, все еще скрючившись в эмбриональной позе.

Аира покачал головой:

— Жить. Ошибка маршрута. Моя ошибка. Крокодил понимал смысл его слов, хотя речь Аиры казалась машинным переводом с иностранного.

— Ты не было доступ информация, — сказал он, пытаясь ободрить.

Аира плотнее привалился спиной к дереву. Сверху посыпались вялые листья; Аира сжал руку Крокодила, и тот опять увидел себя полым изнутри. Теперь в него заливали энергию, вместо того чтобы выкачивать.

— Я можешь, — сказал Крокодил. — Стоять двигаешься. Идти.

Аира кивнул. Вытащил из ножен на боку короткий нож; в секунду обкорнал волосы, оставил валяться на жухлой траве гору длинных белых прядей. Короткие обрезки, теперь обрамлявшие его лицо, не меняли цвет. Оставались седыми.

Аира поднялся, против обыкновения помогая себе руками. Поднял Тимор-Алка. Мальчишка медленно обмяк, тело его разогнулось, руки и ноги бессильно повисли.

— Идем, — сказал Аира. — Я вижу. Я веду.

И они пошли.

* * *

Очень скоро Крокодилу сделалось совершенно ясно, что Совет стратегического баланса Раа был прав, а Консул Махайрод — нет. Обычно советы, в которых заседают косные осторожные старцы, судят неправильно и решают ошибочно, а яркие одиночки, способные принимать решения, в последний момент спасают всех. Не так повернулось на этот раз; совет Раа состоял из множества разных людей, среди них были молодые и старые, умные и не очень, но не было безответственных.

Но Консул Махайрод решил за всех — и проиграл. Мир, где они очутились, не был расположен давать ответы. Мальчик-полукровка, на котором строился замысел Махайрода, привел не к решению проблемы, а к истоку своих кошмаров. И теперь они шли и шли, оставаясь на месте, шли, пробираясь сквозь зыбкие пространства, где ни одна деталь не проявлялась вполне. Лес? Или тень проливного дождя? Свет? Или песчинка, раздражающая глаз? Мы все еще идем — или бессильно валяемся внутри стабилизатора, в железной пещере, где горит огонь и стены расписаны непонятными знаками?

Тимор-Алк не приходил в сознание, и это беспокоило Аиру. Крокодил несколько раз предлагал понести мальчишку — Аире, при всей его силе, было тяжело, — но Аира отрицательно качал головой. Мотались белые, неровно обрезанные волосы.

И вот когда Крокодил сам готов был попросить о привале, вдруг что-то хлопнуло сверху, будто лопнул воздушный шар. Столб света появился впереди и слева. И сразу же сбоку и справа; продержавшись немного, оба столба потускнели и исчезли. Аира ускорил шаг, и Крокодил за ним; то там, то здесь вдруг открывались ярко освещенные проемы. Сияние било с неба, будто там проглядывало в круглые дыры нечеловеческое солнце — нестерпимо-яркое, веселое и пугающее, величественное и смертоносное.

Луч света вдруг выхватил посреди зыбкого мира один-единственный определенный, твердый предмет. Это была старая кирпичная стена с нанесенной из баллончика надписью: «Не бойся». Крокодил так и не понял, на каком языке это написано, и уж, конечно, не мог представить, кто и когда оставил здесь эти слова, и к кому обращался, и предостережение ли это — или увещевание… Он остановился было, но в этот момент луч, широченный, как на стадионе, упал прямо перед ним на тропинку.

В луче света дрожали земля и воздух. Распахнув лепестки, стояли алые и желтые цветы, над ними кружили насекомые — и планеты, крохотные планеты с естественными спутниками, медленно двигались по орбитам вокруг соцветий.

Крокодил упал на колени. Его захлестнуло благоговение; задыхаясь от счастья, веря, что цель близка, он увидел девушку, выходящую из-за стены к ним навстречу. Сперва ему показалось, что это совершенно земная девушка в джинсах и футболке, тощая и бледная, что он никогда раньше не видел ее…

Во вторую секунду он понял, что ошибся. Не было девушки в джинсах, а если была, то не здесь и не сейчас. А навстречу им шагала Альба; смуглая и веселая, она когда-то сидела в углу дома Шаны — вернее, ее объемное изображение, старая фотография. Легкая, летняя, она появлялась в кошмаре Аиры. Юная мать Тимор-Алка, давно мертвая, вечно живая.

— Альба, — сказал Аира и шагнул ей навстречу, в поток света. — Я сохранил его!

Крокодил понимал его, как раньше, — ясно и четко; Крокодил никогда не слышал такого счастья и гордости в его голосе.

— Альба! Вот он! Я сберег твоего сына!

Альба остановилась перед ними. Мальчишка неподвижно лежал на руках у Аиры, его острый подбородок смотрел в небо, а глаза не смотрели никуда — белки проглядывали из-под опущенных зеленоватых ресниц. Девушка стояла неподвижно и чуть улыбалась.

— Альба?

Теперь ее улыбка была скептической. Девушка глядела мимо Аиры, не замечая сына, будто ей не было дела до обоих. Будто здесь, в лесу, от нее осталась равнодушная объемная копия — как в доме Шаны.

Крокодила начало трясти. Это опять ошибка; то ли мы вошли в неправильный мир. То ли неправильно по нему ходили. Ни один не искал Творца: Тимор-Алк искал — и нашел — свой страх. Аира искал — и нашел — свою вину, или свою любовь, или одно невозможно было отделить от другого…

Альба — или ее призрак — улыбнулась с откровенной насмешкой и вдруг провалилась под землю, будто под ногами у нее разверзся люк. Аира кинулся вперед, пытаясь подхватить ее, и выронил Тимор-Алка. Мальчишка упал на пышный мох, задрожал и снова вернулся в позу эмбриона — скорчившись, прижав к животу колени.

Кирпичная стена пропала. Лес и небо померкли. Вокруг струилось бесформенное, зыбкое, лишенное формы пространство; Аира обернулся к Крокодилу. Бледный, седой, с очень ясными, черными от огромных зрачков, отчаянными глазами.

— Мы ошиблись, — сказал Крокодил. — Может, есть еще путь…

Аира сглотнул, дернув кадыком. Поднял руку. Указательный палец уперся Крокодилу в грудь.

«Моя очередь, — подумал Крокодил. — Но я понятия не имею, куда и как их вести. Я всего лишь мигрант».