Китай при Мао. Революция, пущенная под откос - Эндрю Уолдер

подобным упомянутому выше образом брать под свой контроль вузовские системы вещания. В движении определенно произошел перелом.

Факт поддержки нового повстанческого союза ГДКР был официально признан в рамках состоявшегося 26 сентября масштабного митинга с участием «3-го Штаба». Подтверждая, что Мао принял сторону фракций меньшинства, Чжоу Эньлай призвал к реабилитации тех представителей фракций, которые были объявлены противниками КПК. Апеллируя к основному источнику волнений (и, наиболее вероятно, желая исключить одну из основных причин атак на официальные ведомства в поисках руководителей рабочих групп), Чжоу объявил, что все «порочащие сведения» будут исключены из личных дел таких людей.

Сдвиг в направлении движения был отмечен появлением среди хунвейбинов новой группы лидеров. Наиболее поразительным представляется неожиданный взлет авторитета студента Университета Цинхуа Куай Дафу, бывшего мелкой фигурой в многочисленной фракции меньшинства вуза. Известность Куай получил благодаря своему открытому противостоянию вице-премьеру Бо Ибо и обвинениям в адрес супруги Лю Шаоци Ван Гуанмэй, которая принимала участие в деятельности рабочей группы на территории Университета Цинхуа [Walder 2009: 67–73]. Несмотря на свою в некоторой мере скандальную известность, Куай все же оставался во фракции меньшинства незначительной фигурой, поскольку лидеры этой фракции не считали, что такой непредсказуемый и неуравновешенный человек заслуживает серьезного внимания.

ГДКР же как раз и подыскивала непредсказуемых и неуравновешенных людей. Опыт противостояния Бо Ибо и Ван Гуанмэй мотивировал Куая на нападки на высшее руководство КНР, демонстрируя его готовность оппонировать практически любому. ГДКР намеревалась направить студенческое движение против Лю Шаоци, и Куай как никто другой подходил для этой миссии. 23 сентября Чжан Чуньцяо провел с Куаем отдельную встречу, побуждая студента организовать новую повстанческую организацию и заверив его в поддержке ГДКР. Уже на следующий день Куай объявил о создании нового объединения, которое вместе со своим лидером начало быстро продвигаться к самой верхушке иерархии повстанческих организаций.

Переломный момент октября

Решающим в вопросе поддержки 3-го Штаба аргументом стала авторитетная редакционная статья, опубликованная в номере «Красного знамени» от 3 октября. В ней четко обозначались основные цели «культурной революции» и выносился вердикт по событиям предшествовавших четырех месяцев. Ошибки рабочих групп были названы проявлением «буржуазной реакционной линии» и манипуляций высокопоставленных чиновников, которые выступали против Мао и пытались препятствовать «культурной революции». «Борьба между двумя [разнонаправленными] политическими линиями ни в коей мере не завершена», – заключали авторы, намекая, что в государственной иерархии есть еще более влиятельные чиновники, которые стоят за политическим заговором [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 135].

Чтобы удостовериться, что все чиновники Китая понимают новую линию властей верно, в середине октября Мао организовал Рабочую конференцию ЦК КПК. Одним из главных событий мероприятия стал озвученный Чэнь Бода доклад, обобщающий текущее положение дел в студенческом движении (Мао многократно вносил в этот текст коррективы). Чэнь говорил о «борьбе двух политических линий» в ходе «культурной революции». Он обвинил чиновников и отдельных хунвейбинов в попытках воспрепятствовать кампании и изменить ее курс. Отвергая критику актов насилия, которые учиняли хунвейбины, Чэнь отклонил заявления, что студенты вели себя «безрассудно» и что они были «оппортунистами, помноженными на карьеристов, бандитов и грубых дикарей». Чэнь также набросился на тех хунвейбинов, которые пытались встать на защиту рабочих групп. Предположительно, за «мракобесием» таких молодых людей скрывалась спесь потомственных революционеров [Walder 2009: 164–166]. Вина за реакционную линию была переложена на Лю Шаоци и Дэн Сяопина, которые были еще сильнее понижены в партийной иерархии [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 136–140].

Студенческому движению теперь рекомендовалось критиковать чиновников, следовавших реакционной буржуазной линии, – любых людей, которые пытались перенаправить, сдержать или подавить любые формы студенческой активности. Из речи Чэнь Бода было вполне понятно, что он подразумевал любые попытки ограничить действия хунвейбинов под предлогом исключения актов насилия. В равной мере ясно ощущалось, что те хунвейбины, которые взаимодействовали с рабочими группами и продолжали защищать их, а также хунвейбины, которые пытались предупредить драки и убийства, обвинялись в причастности к реакционной линии или, по крайней мере, объявлялись консерваторами или даже реакционерами. Одно выступление превратило авангард августовских студенческих акций в посрамленных отщепенцев.

Фракции большинства, которые до того момента пытались отстаивать свои позиции, оказались дискредитированными и утратили влияние в своих учебных заведениях. Их попытки сформировать межвузовские союзы провалились. Несмотря на то, что термин «хунвейбины» («красногвардейцы» или «Красная гвардия») не исчез из употребления в Китае полностью, он стал, по всей видимости, все больше ассоциироваться с реакционной буржуазной линией. На смену ему пришло понятие «цзаофани» («бунтари»)[162], ставшее распространенным обозначением студенческих организаций. Тем самым был обозначен четкий разрыв с теми хунвейбинами, которые разошлись во мнениях с ГДКР. Мао и ядро КПК огласили свой вердикт – ранние хунвейбины были признаны коллаборационистами, приверженцами реакционной буржуазной линии, которым следовало принять новую линию партии в повстанческом движении. Пекин немедленно отреагировал на изменения в розе ветров: по городу прошла массированная волна нападений на правительственные структуры. Фракции меньшинства вторгались в ведомства в поисках руководителей рабочих групп и материалов дел в отношении студентов. Координационные пункты фракций меньшинства в других городах Китая распространили новые исходные данные среди местных организаций хунвейбинов, призывая к совершению налетов на провинциальных и муниципальных чиновников.

Разлад произошел и среди школьных «Забастовочных пикетов». Теперь, когда их позиция была однозначно отвергнута Мао, Чжоу Эньлай отстранился от пикетчиков, лишив их поддержки со стороны Канцелярии Госсовета КНР. С учетом очевидного безразличия и кажущегося молчаливого одобрения избиений и убийств жертв движения со стороны Мао и других лидеров, отдельные представители пикетчиков сформировали собственные малые группы, которые продолжили работать самостоятельно. «Забастовочные пикеты» прекратили существование как скоординированная общегородская организация, однако группы на уровне вузов сохранили свое единство и самосознание на протяжении многих недель. Отдельные пикетчики, среди которых были заметные деятели раннего движения хунвейбинов, решились попытаться воспротивиться смене курса, учинив смелую и заведомо провальную конфронтацию с ГДКР.

Придя на помощь стоящим на грани забвения фракциям меньшинства и сформировав новый студенческий альянс, ГДКР де-факто сформировала повстанческое движение, которое в значительной мере зависело от покровительства начальства и распоряжений сверху. Связи между ГДКР и повстанцами стали более явными и формальными. Лидерам нового альянса были выделены средства и ресурсы, необходимые для продолжения проведения акций движения. Руководители движения были более четко интегрированы во все расширяющиеся подразделения ГДКР. Члены ГДКР посещали кампусы и выступали на митингах студентов, давая рекомендации руководителям и активистам. Координаторы ГДКР передавали находившимся в фаворе лидерам студенческого движения инструкции и прямые приказы, иногда подкрепляя их, если это было необходимо, угрозами. В следующие месяцы вожаки повстанческого движения действовали, исходя из тех указаний, которые они получали сверху [Walder 2009: 167–171].

Подавление сопротивления хунвейбинов