Первый блицкриг, август 1914 - Барбара Такман

Генерал фон Клюк более, чем англичане, был удивлен кавалерийской стычкой на дороге в Суаньи. До этого момента — настолько эффективными были французские и английские меры предосторожности — он не знал, что перед ним были англичане. О том, что высадка состоялась, он прочел в бельгийской газете, опубликовавшей официальное коммюнике, извещавшее Китченера о благополучном прибытии британских экспедиционных сил «на землю Франции». Это объявление, сделанное двадцатого августа, было единственным, из которого сама Англия, весь мир и противник узнали о высадке войск. Клюк все еще думал, что они высадились в Остенде, Дюнкерке и Кале. Ему хотелось так думать, поскольку его намерением было «атаковать и рассеять» англичан вместе с бельгийцами до встречи с французами.

Теперь ему приходилось беспокоиться о возможном выступлении бельгийцев из Антверпена у него в тылу и вероятном нападении на его фланг англичан, тайно развертывавшихся, как он думал, где-то справа от него в Бельгии. Он все время пытался продвинуть свою армию на запад, чтобы найти англичан. Но Бюлов постоянно заставлял его удерживать ровный фронт. Клюк протестовал. Бюлов настаивал.

«Иначе, — говорил он, — 1-я армия уйдет слишком далеко вперед и не сможет поддержать 2-ю армию».

Обнаружив англичан прямо перед собой, Клюк снова попытался двинуться на запад, чтобы отыскать фланг противника. Когда Бюлов вновь помешал ему, Клюк обратился с яростным протестом в Генеральный штаб.

Представление Генерального штаба о местонахождении британских войск было еще более туманным, чем мнение союзников о положении германского правого крыла. «Мы полагаем, что никакой серьезной высадки не имело места», — ответил штаб и отклонил предложение Клюка.

Лишенный возможности обойти противника и обреченный на фронтальную атаку, Клюк в гневе рванулся к Монсу. Двадцать третьего августа он приказал пересечь канал, занять территорию к югу от него и оттеснить противника назад к Мобежу, отрезав его отступление с запада.

В тот день Бюлову досталось столько же хлопот с Хаузеном, находившимся слева, что и с Клюком справа. Если Клюк рвался вперед, то Хаузен любил отставать.

Имея на другом берегу Самбры передовые части своей армии, действовавшие против Х корпуса Ланрезака, Бюлов рассчитывал провести совместное большое наступление силами своей и армии Хаузена и уничтожить противника. Но к двадцать втором Хаузен еще не был готов. Бюлов сердито жаловался на «недостаточное взаимодействие» со стороны своего соседа. Хаузен же не менее сердито жаловался на постоянные требования Бюлова о помощи.

Решив больше не ждать, Бюлов бросил три корпуса в отчаянную атаку вдоль линии Самбры.

В течение этого и последующего дней армии Бюлова и Ланрезака сцепились в схватке, известной под названием «битвы у Шарлеруа». Армия Хаузена вступила в действие в конце первого дня. Это были те самые два дня, когда французские 3-я и 4-я армии пытались противостоять катастрофе, ведя бой в тумане в лесистых Арденнах.

Ланрезак находился в Метте, стремясь руководить боем, но его деятельность состояла в основном в беспокойном ожидании донесений от командиров дивизий и корпусов. Они, в свою очередь, едва могли определить положение своих частей, либо попавших под сильный огонь, либо ведущих уличный бой, либо выходящих из боя измотанными, с тяжелыми потерями.

Живое донесение достигло Метте раньше письменного. На площадь, которую беспокойно мерил шагами Ланрезак, не усидевший со своим штабом в доме, въехал автомобиль с раненым офицером. В нем узнали генерала Боэ, командира одной из дивизий Х корпуса.

Бледный, с глазами, полными трагедии, он прошептал с трудом Эли д'Уасселю: «Скажите ему… скажите генералу… мы держались… как только могли».

III корпус, находившийся перед Шарлеруа, слева от Х корпуса, сообщал об «ужасных потерях». В течение дня немцы овладели городом, расположенным по обеим сторонам реки, и теперь французы отчаянно пытались выбить их. Когда немцы пошли в атаку плотными рядами — таков был их обычай, пока французы не отучили их, — они стали хорошей мишенью для семидесятипяток. Но орудия, которые могли производить до 15 выстрелов в минуту, не имели достаточно снарядов, и поэтому скорость стрельбы не превышала 2,25 выстрела. В Шарлеруа гурки из двух алжирских дивизий, записавшиеся в их состав добровольно, сражались так же отважно, как и их отцы при Осдане. Один батальон атаковал германскую батарею, заколол штыками расчеты и возвратился, имея всего лишь двух человек ранеными из 1030.

Французы были либо деморализованы, либо взбешены огнем артиллерии противника, до которой не могли добраться. Они испытывали беспомощную ярость перед немецкими аэропланами, выполнявшими роль артиллерийских наблюдателей, чей полет над французскими позициями обязательно сопровождался новым дождем снарядов.

К вечеру Ланрезаку пришлось доложить: Х корпус «вынужден отойти», понеся «тяжелые потери»; III корпус «ведет тяжелый бой»; «большие потери» в офицерах; XVIII корпус на левом фланге цел, но кавалерийский корпус генерала Сордё, находящийся на самом краю левого фланга, «сильно измотан» и также отошел, оставляя промежуток между 5-й армией и англичанами. Оказалось, что промежуток этот был равен пятнадцати километрам, что было вполне достаточно для прохода вражеского корпуса. Положение Ланрезака было настолько острым, что заставило его обратиться письменно к Френчу с просьбой, чтобы тот атаковал правый фланг фон Бюлова и тем самым ослабил нажим противника на французов. Сэр Джон ответил, что не сможет выполнить этой просьбы, но обещал удерживать канал Монс в течение двадцати четырех часов.

В течение ночи, положение Ланрезака еще более усложнилось, Хаузен привел на Маас четыре свежих корпуса и триста сорок пушек. Ночью он атаковал и получил плацдарм за рекой, который контратаковал I корпус д'Эспри, чьей задачей было удерживать Маас вдоль правого фланга Ланрезака. Это был единственный в 5-й армии корпус, укрепивший свои позиции траншеями.

Намерение Хаузена в соответствии с приказом главного штаба заключалось в наступлении на юго-запад в направлении Живё, где он собирался выйти в тыл армии Ланрезака, чтобы зажать ее между своими войсками и армией Бюлова и уничтожить. Однако Бюлов, части которого в этом секторе понесли такие же большие потери, как и французы, хотел провести массированное и окончательное наступление. Он приказал Хаузену атаковать прямо на запад в направлении Метте, где находились главные силы 5-й армии, вместо юго-западного направления, по которому эта армия отступала. Хаузен подчинился, но это было ошибкой. Весь день двадцать третьего августа он потратил на фронтальную атаку твердо удерживаемых позиций корпуса д'Эспри, оставив свободной ту лазейку, через которую ускользнула возможность осуществить уничтожение 5-й армии.

Весь жаркий день двадцать третьего августа летнее небо было запятнано грязно-черными клубами разрывов снарядов. Французы немедленно окрестили их «мармитами», так называется чугунный суповой горшок, являющийся неотъемлемой частью любой французской кухни. «Мармиты падали дождем», — вот все, что запомнил за целый день один усталый французский солдат.