Бразилья - Йен Макдональд

Эдсон наблюдает, как ДНК-дрон поднимается вертикально над кабиной и исчезает среди резервуаров для воды на крышах домов, потом стягивает с лица бандану и откидывается в кресле. Неожиданно рукоятка пистолета твердо прижимается к мышцам живота, словно у Эдсона случилась эрекция. Он прошел испытание с честью, даже пушку не показал. Он прижимается затылком к подголовнику и смотрит на четки и иконку с изображением святого Мартина, которые свисают с лампочки. Его охватывает невыразимая радость. Он не может сидеть на месте, его распирает и сотрясает прилив энергии. Он сделал это. Сделал. Украл квантовые компьютеры со стоянки военной полиции. Он хочет Фиу. Хочет, чтобы она ждала его в условленном месте, и в ее огромных глазах, как у героинь манги, не было ничего, кроме него. Эдсон хочет, чтобы она распростерлась прямо на капоте грузовика Вагинью и Фуракана и стонала: «Ты – настоящий мужчина, Эдсон, всем маландру маландру, ты – Бог перекрестков. О твоем подвиге будут на протяжении лет говорить вверх и вниз по ладейра, ай да Эдсон Жезус Оливейра де Фрейтас, ай да умница, вот это малисия!»

Этот Эдсон Жезус Оливейра де Фрейтас, сумасбродный сын доны Ортенсе, что с ним случилось? Вот что они скажут. Куда он пропал?

Эдсон ставит одну ногу на сиденье, колено подтягивает к груди. На дисплее в кабине видно, как полицейские слетелись на стоянку. Может, арчиды и заблокированы, но у копов все равно есть описание трейлера и идея, куда он мог направляться. Он слышит сирены? «Да сколько угодно, солдатики. Через секунду я проверну последний, и самый лучший фокус». На другом конце города, припарковавшись позади пекарни, где пекут отличные «пан-де-кейжу», Амилкар и мистер Смайлс видят значок на своих айшэдах и рассеивают клонированные арчиды с идентификатором «Полуфабрикатов для вашего стола» вокруг пятидесяти автомобилей поблизости. Умный трюк и дорогой, но после выплат Амилкару и мистеру Смайлсу осталось достаточно денег, чтобы купить шесть ограненных изумрудов. Они спрятаны, завернутые в покрытый смазкой латекс, в прямой кишке Эдсона. Когда он окажется на той стороне, то ему понадобится что-то легкоконвертируемое.

А вот и она. Сидит на стене, куда ярче всего падает свет с футбольного поля. Видит грузовик, который покачивается в потоке огней, и подскакивает от неосознанной радости. Маленький рюкзачок подпрыгивает за спиной. Эдсон не может отогнать воспоминание о ее трусиках «Привет, Китти». Грузовик катится по парковке мимо битого стекла и груды стали, наваленной в ресторанном дворике заброшенного торгового центра, взвизгнув тормозами, останавливается под фонарями.

– Удачно ты место выбрал, – говорит Фиа. – С одной стороны футболисты свистят, с другой – алкоголики и наркоманы.

Затем она подбегает и, стоит Эдсону сойти на асфальт, тут же с силой целует его, поднявшись на цыпочки. Может, это облегчение, может, горячка успеха, может, его покидает коражозу, но Эдсону кажется, что прожекторы на футбольном поле льют на него дождь из света: фотоны, настоящие и призрачные, барабанят по спине и плечам, очищают его, мягко подпрыгивая на грязном бетоне, спутанные с другими жизнями, с другими историями, словно клубок пряжи в лапах котенка. Город и его десять тысяч зданий кружат вокруг, Эдсон в этот самый момент на стоянке мертвого торгового центра стал осью всего Сампа, всей Бразилии, всей планеты во всех воплощениях мультивселенной.

Фиа проводит пальцем по боку грузовика и останавливается у большого круглого отверстия. Наклоняется, чтобы заглянуть внутрь через эту дыру. Эдсон знает, о чем она думает. «Я там умерла».

– Сзади открыто, – говорит он.

Память – предательница, Иуда. Сколько раз Эдсон вспоминал, как грузовик выглядел внутри, но сейчас, когда Фиа находит выключатели и врубает освещение, оказывается, что диван стоит не там, он больше и другого цвета, кофе-машина находится с противоположной стороны барной стойки, на подставках для ног обивка под зебру, а не ягуара, а винтовая лестница выполнена скорее в стиле кунфу-китча, чем гуанчжоу-киберкула. Тем не менее Эдсон чувствует себя так, будто он на первом свидании пригласил Фиу в свою квартиру. Она ходит среди мебели, касается, гладит, очарованная следами, которые ее пальцы оставляют в пыли на пластиковых поверхностях.

– Как странно, очень странно. Здесь я чувствую ее намного сильнее.

Она переводит взгляд на пластиковый куб, висящий над головой, ахает от удивления и поднимается по винтовой лестнице. Эдсон наблюдает за тем, как она бегает по мастерской, пробуждая одно за другим квантовые ядра. Голубое свечение квантовых точек, размотанных по вселенным, подчеркивает рельеф ее японских скул. Когда он был тут в первый раз, то видел призрака, явление в пустой мастерской, квантовое эхо.

– Ребята хотят перегнать грузовик внутрь. Снаружи небезопасно.

Фиа машет рукой: как угодно. Слегка высовывает язык – настолько сосредоточенна. Эдсон хватается за стойку, когда грузовик приходит в движение, а Фиа по инерции покачивается.

– Эту штуку хоть сейчас можно в художественной галерее выставлять. – Она говорит так, словно потеряла голову от любви, не может подобрать слова от восхищения, – Четыре квантовых ядра. И она собрала его из… мусора? Этот компьютер опережает на пару десятков лет ту систему, что стоит в моем университете. Он словно из будущего прибыл. Он прекрасен в каждой своей части.

– Можешь запустить его?

– У вас другой язык и протоколы, но я могу перекодировать.

– Будет работать?

– Посмотрим.

Она скидывает свое длинное пальто. Татуировка на голом животе поблескивает отраженным квантовым светом. Шестеренки внутри шестеренок на коже начинают прокручиваться. Фиа чувствует на себе пристальный взгляд Эдсона:

– Не беспокойся, это всего лишь эффекты для красоты.

Она стучит по клавишам, наклонившись к синему свету. Хмурится, двигает губами, читая то, что написано на экране. Эдсон никогда не видел ее такой красивой.

– Находит общий канал связи. Ох! – Фиа вздрагивает, улыбается, словно от удовольствия. – Да, мы вошли. – Она стучит по клавишам, по ее коже бегут мурашки от движущихся шестеренок. – Да! Да! Давай, сука! – Она хлопает по столу. Грузовик останавливается, как будто услышав ее. Фиа вскидывает руки вверх. – Что я сделала?

Голоса отражаются от голых стальных балок гниющего центра. Незнакомые Эдсону голоса. Он бежит вниз по винтовой лестнице и осторожно высовывает голову через дыру, прорезанную квант-ножом. На него смотрит блестящий черный визор шлема. Под визором улыбка. А еще ниже ствол штурмовой винтовки. Визоры, визоры. Грузовик окружен вооруженными, одетыми в бронежилеты охранника-мисегуранса. Задние двери прицепа распахиваются: еще двадцать вооруженных человек. Улыбающийся машет пушкой в сторону выхода:

– Выметайся наружу, фавеладу.

6—15 августа 1733 года

Толпа всегда собиралась ради маятника. Фалькон кивнул зрителям, пока регулировал башню телескопа и заводил часы. Детские крики, подчеркнутые более низкими голосами мужчин, для которых все это было в новинку, нараспев приветствовали его. Фалькон с помощью пассажного инструмента посмотрел на Юпитер, поднимавшийся над линией деревьев, и отметил восхождение на деревянной дощечке. Завтра нужно будет переговорить с Зембой, чтобы тот раздобыл еще бумаги. Обсерватория, которая служила Фалькону заодно и библиотекой, и домом, располагалась в пяти минутах ходьбы по лесным тропам от киломбо. Деревья здесь срубили, чтобы был доступ к ночному небу, и образовавшаяся поляна пользовалась популярностью у парочек, которые хотели полюбоваться луной или мягкой лентой Млечного Пути. Взмахнув пером, Фалькон выбрал трех зрителей, чтобы открыли крышу и помогли с часами, телескоп требовал защиты от постоянных проливных дождей, приходилось ежедневно его смазывать, чтобы не дать плесени испортить точнейшие механизмы. Фалькон указал пером на девушку в первом ряду, на детском торсе которой уже виднелись женские груди.