Скрипка некроманта - Далия Трускиновская

Стопки блинов таяли прямо на глазах…

— Ты говори, говори, — напомнил князь.

— Да, ваше сиятельство. Манчини с дешевой скрипкой Баретти спустился в галерею. Он подтащил ящик поближе к двери и спрятал туда скрипку. Затем он поднялся наверх и приступил к завершающей части плана. Он в присутствии Риенци и Сильвани открыл спрятанный за шубами пустой футляр и разыграл трагическую сцену. Квартет к тому времени уже уехал, да его и никто не подозревал — ведь старый Манчини утверждал, что после отъезда квартета видел скрипку, держал ее в руках. Суматоха была такова, что никто не догадался его проверить. Скрипку искали по всем гостиным, едва ли не обыскивали гостей, наконец стало ясно, что ее в замке нет. Манчини с Никколо уезжали последними. Манчини сказал, что хочет дождаться экипажа на свежем воздухе — это было бы полезно для Никколо. На самом деле он хотел усадить мальчика на ящик, стоявший не вплотную к стене, потихоньку за его спиной достать оттуда скрипку Баретти и переложить в футляр. Но впопыхах он выронил кусок канифоли. Скрипка работы Гварнери тем временем благополучно оказалась в гостинице «Лондон». Ждал ли Шпигель там? Забрал ли он ее у пьяного Баретти? Как Манчини вернул Баретти его скрипку? Не знаю и знать не хочу.

— Судя по тому, что Баретти спаивали, а потом попросту убили, так оно и было — в гостинице его перехватил Шпигель, — сказал Давид Иероним. — И он мог узнать Шпигеля. А поскольку господин Крылов своими расспросами сильно обеспокоил итальянцев, старый Манчини решил, что лучше бы вовремя от скрипача избавиться…

— Кто такой Шпигель? — спросил князь.

— Владелец картежной фабрики, — ответил Паррот. — Бывший лакей, до сих пор исполняющий тайные деликатные поручения своего господина. А господин этот — лифляндский помещик фон Либгард, известный тем, что собирает всякие редкости. Господин Струве, которого мы этой ночью вытащили из постели, утверждает, что был посредником при покупке заспиртованного двухголового младенца. Фон Либгард в молодости путешествовал и покупал всякие диковины во Франции и Италии, с чего началась его коллекция. Но потом он осел в Лифляндии и, по слухам, стал скупать ворованное. Еще до того, как ваше сиятельство получили это назначение, в Риге было несколько загадочных краж — пропадали дорогие и редкие предметы, две китайские вазы неслыханной цены, какие-то картины. Не удивлюсь, если они найдутся у этого коллекционера.

— Мы думали, на скрипку польстился какой-нибудь знатный дилетант, меломан, — добавил Гриндель. — Но она сейчас наверняка лежит где-то между посохом Моисея и двуглавым младенцем.

— Отсюда и ошибка господина Крылова. Он думал, будто скрипка — у курляндца, барона фон дер Лауниц. И на этом основании выстроил целое сооружение. Да еще Брискорн с госпожой Залесской во время приема забрались в башню Святого духа, а кто из них кого туда привел — спросите у Амура, — усмехнулся Паррот. — Там дама обронила шелковую розочку, из-за которой господин Крылов и мы также пошли по неверному следу.

— Но ведь потом барышня Сумарокова слышала их разговор в башне, и разговор двусмысленный, — напомнил Гриндель. — Там было слишком легко ошибиться!

— Барышня Сумарокова, как все юные барышни, слышала то, что хотела слышать, а важные слова о фрау Граве пролетели мимо ее милых ушек, как весенний ветерок. А там ведь разговор был не столько о любви, сколько о том, как помочь фрау Граве. Если бы господин Брискорн был с нашим другом откровеннее, то господин Крылов не тратил бы время на ложную гипотезу и старый Манчини остался бы жив. Давид Иероним, передайте-ка мне сливочник.

— Как вышло, что его убили? — спросил князь.

— Решив, что господин Крылов знает слишком много, он забрал все деньги, заработанные Никколо Манчини, и убежал к Шпигелю, чтобы тот помог ему скрыться из Риги. А Шпигелю совершенно не был нужен человек, который уже сделал все, что мог, знает, как был убит Баретти, и с перепугу предъявляет какие-то требования. Ваше сиятельство, распорядитесь вызвать к себе частного пристава, который занимается этим делом. Мы, все трое, охотно ему все расскажем и покажем, где лежит труп.

Маликульмулька в столовой более не было — он сказал: «С меня хватит!» — и явился Косолапый Жанно. Обжора умел защитить свои интересы — он наконец-то вовремя дал знак вошедшему Степану и заполучил к себе на тарелку полтора фунта крупичатых блинов. Это было подлинное счастье. Если бы он мог — обратился бы в муху, в комарика и спрятался в складках разорванных блинов, и не слышать больше ничего, ни умных речей Паррота, ни веселых примечаний Гринделя. Речь шла о подробностях этой истории, а подробности ему были известны, и неудивительно, что блины их затмили. И только обещание князя устроить примирение с Брискорном заставило его на секунду отвлечься от блинов.

Потом он обнаружил, что мед, слишком жадно захваченный куском оладьи, сорвался и пролился на фрак. Он подхватил этот мед пальцем и облизал палец. Ему было все равно — видят это, не видят… Он устал, а впереди был трудный день.

В канцелярии сильно удивились явлению начальника — все знали, что князь им сильно недоволен, и вдруг господин Крылов является как ни в чем не бывало, требует жалобу от рабочих, которую сам же и утащил в кабинет к князю, требует, чтобы поискали по архивам, нет ли жалоб на Управу благочиния и нераскрытые кражи дорогих картин, требует также, чтобы послали курьера к эльтермену рижских перевозчиков — срочно требуется самая большая лодка!

Таким подчиненные видели его очень редко.

А он всего лишь хотел поскорее избавиться от своих забот и спрятаться в обеденном зале «Петербурга», чтобы не видеть более ни Паррота, ни Гринделя, ни князя. Зайти осведомиться о здоровье Никколо Манчини — и то как-нибудь позже…

Старик был прав — скрипка непременно должна была забрать чью-то жизнь. Но скрипка не дура, она знает, кто повинен в смерти за свои проказы. Она лежит сейчас в глупейшем обществе диковин, драгоценная скрипка работы Гварнери дель Джезу, и ждет: когда же освободят? Она сделала все, что могла, она выдала двух преступников, а теперь отдыхает и ждет… ей тоже нужен отдых и долгий сон, чтобы ощутить в себе музыку, но ей-то легче!..

И все, что делалось в этот день: беседы с сыщиками, поездка на городской выгон, торжественное опознание тела, ссора с эльтерменом перевозчиков, снаряжение экспедиции за княгиней — все это, как ни странно, почти не нарушало сна души. Ходил, говорил, даже кричал Косолапый Жанно — а для философа Маликульмулька эта история завершилась, и он мечтал об одном: спрятаться, забыть, заснуть.

В свое жилище он приехал довольно поздно. Маленькая комнатка была жарко натоплена — хозяева дров не жалели, да и коли послал Господь в постояльцы начальника генерал-губернаторской канцелярии — станешь ли его морозить?

Косолапый Жанно стал быстро раздеваться, все кидал на пол. Наконец стащил чулки — и ощутил блаженство. Лежать, как огромный младенец, на постели, широко расставив колени, закрыв глаза, и подлинно быть младенцем, который не стесняется наготы и преспокойно пачкает пеленки при всех, — это ли не утешение, это ли не возвращение к подлинной сути? Что бы ни толковал Паррот…