Сестры лжи - К. Л. Тейлор

Я отвечаю:

Вновь пищит мобильник:

Никто из нас не знает, что случилось в «Эканте» после нашего побега; известно лишь, что там был пожар. Когда я вела людей по склону, то все время боялась нарваться на кого-то из общины. К счастью, Ал нашлась в том же месте, где я ее оставила. В очень, правда, плачевном состоянии. Дышала настолько мелко, что я всерьез за нее испугалась, а когда один из мужчин, крякнув, вскинул ее на руки, она даже не шевельнулась, так и продолжала свисать обмякшая и безвольная. Ее посадили на ослика, и Ал всю дорогу вниз лежала, уткнувшись лицом ему в гриву, подскакивая на ухабах, как куль с мукой. Тело Йоханна положили на спину другому ослику, сверху прикрыли одеялом. За весь спуск никто из нас не произнес ни слова; зато внизу уже поджидала «Скорая». Места в кузове для меня не нашлось – там разместили Ал, Йоханна и санитаров, – поэтому я сидела возле водителя, вглядываясь в темноту, а затем и в улочки Покхары, пока ехали в больницу. Остаток ночи я провела в переполненном приемном покое, слишком потрясенная, даже оглушенная, чтобы заснуть; просто сидела и смотрела перед собой, в никуда.

Наутро меня допустили в палату, повидать Ал. Но не в одиночку, а с полицейским, который во всех подробностях расспрашивал нас про предыдущую ночь. Мы сказали, что возвращались из турпохода в компании одного парня, с которым познакомились в пансионате, и тут на нас напали какие-то разбойники, отняли рюкзаки, а Йоханна ударили ножом. Ал почти не вмешивалась, дала мне возможность излагать самой. Полицейский записал с моих слов ориентировку на этих «грабителей» и пообещал связаться, если возникнут дополнительные вопросы. Когда я поинтересовалась, можно ли нам вернуться в Катманду и улететь домой, он просто пожал плечами. На вопрос Ал, что будет с телом Йоханна, он тоже ничего толком не ответил; мол, решать его семье. Мы украдкой переглянулись. Ага, паспорта нет, фамилию мы не знаем, ну и каковы шансы у его семьи?.. В общем, еще через пару дней я позвонила матери, попросила прислать денег, хотя бы на перелет в Катманду. Я не могла рассказать ей правду, пришлось сочинять историю про карманника в одном из покхарских баров. А в шведском посольстве мы изложили все, что нам было известно про Йоханна; они пообещали принять меры по розыску его родственников. Понятия не имею, что у них в итоге получилось, и мне больно при мысли, что он, вполне может статься, так и не вернулся домой.

Не желая задерживаться в Непале ни на минуту, мы сразу подошли к стойке регистрации, а когда торчали на улице в ожидании посадки, смоля одну сигарету за другой, до нас донеслись обрывки разговора какой-то семейной пары, которая только что выгрузилась из такси.

– Извините, что вмешиваюсь, – сказала Ал, когда они поравнялись с нами, волоча чемоданы на колесиках, – я ненароком услышала, как вы упомянули какой-то пожар на Аннапурне…

Мужчина с женщиной оглядели нас с ног до головы.

– А вы не знали? Говорят, там было что-то вроде религиозной коммуны, а может, просто постоялый двор. В общем, сгорело все дотла, погибли человек десять. К приезду полиции остались только обугленные косточки. Что ужасно, сплошная молодежь, вся жизнь, можно сказать, впереди, а тут такая трагедия… И никто, главное, не знает: то ли поджог, то ли несчастный случай. Очень, очень печальная история.

Они еще постояли немного, вроде бы поджидая от нас какой-то реакции, а потом пошли себе дальше в здание аэровокзала.

Вот и все, что нам известно. До сих пор неясно, что послужило причиной пожара. К моменту нашего возвращения в Англию тему успела растиражировать пресса: «Непальский секс-культ во власти огня! Жуткая гибель британских студентов!» Шесть из десяти найденных трупов удалось опознать, в том числе Эбигейл и одну из ее подруг, а вот еще четверо обгорели так, что криминалистам не с чем было работать, разве что применить ДНК-анализ. В одной из заметок упоминалось, что образцы тканей действительно направили в лабораторию, но об этом я уже ничего больше не нашла, так что нам с Ал было неясно, оказалась ли Линна жертвой пожара или куда-то смылась, подобно остальным разбежавшимся членам коммуны. Нам неизвестна судьба Раджа и Салли, Черы и Айсис. Вернувшись, мы попытались было разыскать семью Рут, но имея на руках одно лишь имя, без фамилии… В общем, пустой номер. Ал, кстати, пыталась оправдаться за свое интервью тем, что эта публикация, может статься, попадет на глаза родственникам Рут. Насколько мне известно, никаких звонков в газету не было. А почему так – это уже другой вопрос…

* * *

Я перескакиваю с психбольничной веб-страницы на «Фейсбук» и заново перечитываю сообщения, посланные с фейскового аккаунта Дейзи:

Вопрос: могло это быть делом рук Линны? Ответ: конечно. Но каким, интересно, образом она разжилась номером моего мобильника, чтобы прислать вот это: «Только хорошие люди умирают молодыми, и вот почему ты еще жива»?

Помнится, Ал рассказывала, что есть некий веб-сайт, где можно раздобыть координаты того или иного человека, однако Линна никогда не отличалась технической подкованностью. В противном случае она смогла бы отыскать Айзека в Сети, вместо того чтобы обращаться в Армию спасения. И как быть с письмом? Оно пропало, но я читала и перечитывала его столько раз, что почерк, можно сказать, у меня на сетчатке отпечатался. Понятия не имею, какая была манера письма у Линны, да и Ал уже не поможет: расставаясь с прошлым, она выкинула все открытки и письма той поры.

Что касается сообщений, то написать их мог кто угодно. Орфография правильная, грамматических ошибок нет, но это говорит лишь о том, что их автор получил более-менее приличное образование.

Я вбиваю в «Гугл» номер мобильника, с которого пришла эсэмэска про хороших людей, однако ничего стоящего не выскакивает. Этому я ничуть не удивляюсь; полиция давно бы вышла на его владельца, а ведь результатов до сих пор нет. Хорошо еще, они не опустили руки и продолжают расследование.

Я прокручиваю список принятых эсэмэсок и перечитываю пару-тройку самых последних, от Уилла: