Смерть по сценарию - Татьяна Столбова

— Мало ли что говорится в таких случаях... Но я не знал о том, что Лариса так нравилась Менро...

— Еще как нравилась. Теперь факт второй. Ты видел Мишин последний спектакль в Театре на Малой Бронной?

— Видел.

— Эту роль сначала предложили Менро. А потом, когда он уже репетировал, передали Мише.

— Ничего не понимаю... Менро никак не подходит для этой роли.

— Вот и режиссер пришел к такому же выводу. Только не сразу. И последнее: помнишь ту неприятную историю с изнасилованием?

— Восемь лет назад? Помню, конечно. Меня следователь об этом спрашивал.

— Так вот, с девицей переспал Менро. Был пьян, ничего не соображал... Ну, ты лучше меня знаешь, как это бывает...

— Отчего же я знаю лучше? — обиделся Денис. — Я никогда никого не насиловал.

— Я не об этом.

— А о чем?

Я взглядом показала на ряд светлых пустых бутылок. На боку каждой сейчас поблескивало маленькое солнце — отражение кухонной лампы.

Денис понял меня, вздохнул:

— Ладно, пусть так. Но какая связь между убийством Миши и той идиотской историей восьмилетней давности?

— Самая прямая. Миша знал, кто виноват. И ему совсем не нравилось, что вместо настоящего насильника подозревали тебя и Штокмана. Он давно хотел разоблачить Менро, только тот уговаривал его не делать этого. Видимо, в какой-то момент Миша твердо решил открыть правду, и тогда Менро...

— Погоди, Тоня. Откуда ты взяла, что Миша знал, кто виноват?

— Мне сказал об этом сам Миша.

— Не верю! — решительно отрезал Денис. — Он не мог тебе этого сказать.

— Не веришь?

— Нет.

— И правильно делаешь. Потому что мне сказал об этом не Миша, а Кукушкинс, что, в общем, одно и то же...

* * *

На такое заявление я бы хотела увидеть более бурную реакцию. Но Денис только улыбнулся.

— Ты знал об этом! — догадалась я.

— О чем?

— О том, что Кукушкинс — Миша.

— Сложный вопрос...

— Не сложнее любого другого.

— Ну ладно. Да, я знал об этом. Получилось совершенно случайно: мы выпили, у меня разболелась голова, и я пошел в комнату полежать на диване. Я часто так делаю. Там, в этой комнате, у него стоит компьютер. В тот раз он был включен и нервировал меня — на экране мигали звезды, а в середине крутился большой белый полумесяц. Я встал, чтобы выключить его, но потом решил поиграть. Стал искать игры (это было года три назад, у меня самого компьютера еще не было, поэтому я не очень хорошо умел обращаться с этой техникой), пощелкал мышью и наткнулся на файл «SUKA». Будь название другое, я бы и не подумал туда влезть, но мне стало интересно: Миша редко употреблял неприличные слова, не любил, когда при нем кто-то ругался, а тут... Что долго объяснять, ты понимаешь, о чем я...

— Понимаю, — кивнула я. — И я бы удивилась, если б увидела у Миши в компьютере слово «сука».

— Короче говоря, я открыл этот файл. Это был первый роман Кукушкинса «Биография суки». К тому времени он уже вышел, о нем везде говорили, спорили... Можешь себе представить мое изумление, когда я понял, кто на самом деле этот таинственный Кукушкинс?

— Могу...

— Я пробежал глазами текст, убедился, что это именно тот роман, потом встал и пошел на кухню. Миша сидел там и пил в полном одиночестве — его подружка пошла то ли за хлебом, то ли за лимонадом... Я не стал ничего объяснять. Просто спросил: «Кукушкинс — это ты?» Он впал в такую ярость, что я даже испугался. Не за себя, за него. Он побледнел, глаза стали белые... Так ведь и до инфаркта недалеко... Я говорю: «Миша, держи себя в руках. Ничего страшного не произошло. Я никому не скажу». Вот тут уже пришлось объяснить, как я все узнал...

— И что он тебе на это ответил?

— На это он ответил, что свернет мне шею, если я проболтаюсь. Ты бы видела его в тот момент — сразу поняла бы, что он не шутил. Ангел... Ваша теплая компания — ты, Саврасов, моя бабка — плохо его знала. Вы придумали себе образ идеального героя и прилепили его к Мише... А он не был таким.

— Был, — твердо сказала я.

Денис махнул рукой:

— Ладно, Тоня, теперь твоя очередь рассказывать. Каким образом тебе удалось идентифицировать Мишу с Кукушкинсом?

— Я была знакома с женщиной, которая носила его романы в «Корму». Она работала наборщицей в издательстве «Манго-пресс», там и распечатывала Мишины произведения... У него же принтера не было.

— Понятно... — задумчиво произнес Денис.

— Нет, Денис, тебе непонятно. Эту женщину тоже убили. Я сама обнаружила ее труп. Сначала очень испугалась, а потом решила поискать в комнате — думала, может, найду какую-то важную улику... И нашла. Две дискеты в конверте. Помнишь, я тебя спрашивала, можно ли поработать на твоем компьютере?

— Он сломался, — мрачно ответил Денис. — Мастер, гад, до сих пор так и не пришел.

— Ты посоветовал мне обратиться к Паше Линнику. Я так и сделала. И как только открыла первую дискету...

Все, что я пережила вчера, вновь вспыхнуло в душе, как обожгло. Даже сердце сбилось с ритма. Я вытащила из пачки сигарету и закурила. Руки опять дрожали.

— Что там было? — поторопил меня Денис.

— Последний, пятый роман Кукушкинса. Называется «Психология творчества». А на второй дискете еще две статьи. Одна о театре, другая — на тему восточной религии. Дхармы и прочее. И эти статьи были подписаны настоящей Мишиной фамилией. Нетрудно было догадаться...

— Кому ты говорила об этом?

— Паше Линнику и моему брату. И тебе.

Денис вздохнул.

— А по радио еще не успела объявить?

— Если у меня будет возможность — объявлю и по радио.

— Народ должен знать своих героев? — улыбнулся Денис.

— Именно так.

Я чувствовала, что начинаю раздражать Дениса. Я и сама себя сейчас раздражала. Мое болезненное, какое-то лихорадочное состояние вернулось; эмоции, которые я не смогла бы в этот момент определить и которые уже бушевали во мне, мешали мыслить спокойно и четко; тормоза вообще отсутствовали. Был миг — к счастью, промелькнувший только, — когда я вдруг подумала, что вот так можно и с ума сойти. Но это в мои планы пока не входило.

Денис не смотрел на меня. Как и я полчаса назад, он пил вино и ел шоколад. Когда и вторая бутылка опустела, он открыл третью, налил себе одному, так как у меня был еще почти полный бокал, и снова выпил залпом. По его лицу я поняла, что он глубоко сожалеет, что к вину не взял и водки, и в этом тоже почему-то сейчас винит меня. Искоса бросив на меня недовольный взгляд, он встал, подошел к холодильнику, открыл дверцу и, склонившись, долго обозревал все содержимое. Я была уверена, что он надеется найти водку, а также была уверена, что он ее не найдет. Так и получилось. Он с силой захлопнул дверцу холодильника и сел на место. Потом опять встал, вышел в коридор и поше-буршал там своей кожаной курткой. И опять же я знала, что он делает: роется в своих карманах, пересчитывает деньги.