Анатолий Тарасов - Александр Горбунов

Тарасов высоко ценил Эпштейна, тренера, создавшего воскресенский «Химик», «по сути дела, на голом месте». «Николай Семенович, — писал он, — человек интересный, имеющий хоккейное кредо, свое, личное, мнение о тактических построениях, средствах и методах борьбы. И хотя оно не всегда было прогрессивным, с моей точки зрения, но что, на мой взгляд, особенно ценно, он всегда работал по своим конспектам и никогда по чужим. Прекрасный, тактичный собеседник, умевший воспитывать игроков без окрика, он завоевал уважение многих, в том числе и тренеров-соперников, что в нашей профессии в общем-то редкость».

В Советском Союзе тарасовскими оппонентами в тактических вопросах называли Николая Пучкова и Николая Эпштейна. Но называли без веских на то оснований. Не считать же таковыми случавшиеся иногда выигрыши у московских армейцев ленинградского СКА, который тренировал Пучков, и воскресенского «Химика» под управлением Эпштейна. «Спартак» и «Динамо» побеждали ЦСКА чаще, к тому же «Спартак» выигрывал и чемпионат страны. Однако никто не выставляет Николая Карпова, работавшего со «Спартаком» и побеждавшего с ним во всесоюзном первенстве, «тактическим оппонентом» Тарасова, хотя именно этого тренера Тарасов частенько хвалил за завидную тактическую оснащенность его команды.

В чем же заключалась «тактическая оппозиция» Пучкова и Эпштейна? Только в том, что они, как пишет в «Золотой книге сборной СССР по хоккею» Семен Вайханский, «ежегодно пытались убедить всесоюзный тренерский совет, что наша непобедимая сборная все больше отстает в тактическом плане от своих главных оппонентов — сборных Чехословакии и Швеции, игру которых они анализировали как раз по решению тренерского совета».

Выводы — об отставании в тактике — надо признать, удивительны на фоне постоянных побед на чемпионатах мира и Олимпиадах, безоговорочного превосходства ЦСКА на клубном европейском уровне и — самое главное! — на фоне непрекращающегося интереса, проявляемого чехословацкими и шведскими специалистами к проводимой Тарасовым работе, его подходам к тактическим решениям — локальным и глобальным.

И как же в таком случае — если принять на веру «тактическую оппозицию» Пучкова по отношению к Тарасову — расценивать следующее суждение выдающегося в прошлом вратаря, сделанное им уже в тренерские годы:

«Мне, например, совершенно ясно, почему А. Тарасов идет во главе развития тренерской мысли. Это человек, фанатично преданный хоккею, критически мыслящий, критически воспринимающий новинки в методике отечественного и зарубежного спорта, внимательно следящий за спортивной литературой как у нас, так и за границей. Он порой может ошибиться в игроках, в тактических планах. Но ему как раз свойственно творческое горение, он не сторонится неожиданностей, взлетов, то есть того, о чем писал Н. Старостин, говоря о подготовке звезд. Не удивительно, что ЦСКА воспитал столько выдающихся хоккеистов».

Пучков самокритично сожалел, что «всё новое, рождающееся в практике ведущих советских тренеров, не становится нашим достоянием». Он частенько слышал от коллег фразу: «Опыт ЦСКА не про нас!», но считал: «Как раз, наоборот, у ЦСКА и надо учиться, если мы, тренеры, хотим быть воспитателями классных хоккеистов, а не ремесленниками».

Идеи зарождались в творческой лаборатории Тарасова с того самого момента, как он стал тренером. Одни идеи отмирали, не выдержав проверки практикой. Другие — прижились. Со временем они обновлялись, дополнялись новыми. Основной же идеей практически с самого начала работы Тарасова в хоккее с шайбой оставалась одна — атлетизм.

Молодые тренеры XXI века на вопрос, чем была характерна деятельность Тарасова, обычно отвечают без запинки: «Хоккей он поставил на рельсы атлетизма». И пребывают в полной уверенности в том, что следуют по дорожкам, протоптанным великим Тарасовым. Но их подходы к атлетизму и подходы к нему Тарасова разнятся кардинально. У большинства современных молодых тренеров — заурядная, не требующая большого ума и творчества работа. У Тарасова атлетизм служил лишь базой для постоянного развития игрового мышления, творческих идей в тактике, импровизации, воспитания личности, способной мыслить и переиграть соперника, а не перебегать его.

Тарасов и сам был феноменальным импровизатором, умевшим видеть в хоккее больше чем игру, не признававшим штампы, догмы и из года в год представавшим неординарным созидателем. Он на ходу мог выдумать десятки новых упражнений и признавался, что вне хоккейной арены его «способности к фантазии и поиску снижаются, как бы меркнут».

Когда в начале нынешнего века шведы стали практиковать тактическую схему с двумя полузащитниками — 1+2+2, наша пресса зашлась от восторга: новинка в тактике, заставляющая пересмотреть подходы к этой сфере хоккея! Воистину новое — хорошо забытое старое. Борис Майоров в телерепортажах о матчах с участием шведской команды раз за разом объяснял публике, что всё это уже было, что в советском хоккее эта схема практиковалась, что придумал ее Тарасов. И не только придумал, но и внедрил в игру ЦСКА. Свои телевизионные репортажи Борис Александрович превращал в доступные для понимания интересные лекции об игре. «Уж не знаю, — говорил он, — поверил ли мне телезритель. У шведов эта игровая модель не пошла, и они отказались от нее. Зададимся вопросом: а, собственно, кто в мировом хоккее попробовал изменить классическую расстановку игроков? Только Тарасов! Только Тарасов обладал даром к масштабному новаторству».

У шведов дело не пошло лишь потому, что они отнеслись к внедрению этого тактического варианта формально, без соответствующей многонедельной подготовки в тренировочном режиме, полагая достаточным формальную расстановку и объяснение игрокам сути новшества на словах.

Тарасов же называл свое изобретение «системой». Это слово вошло в хоккейный обиход именно как обозначение игры с двумя хавбеками. Когда говорили «система», все знали, о чем идет речь. В своих работах, в частности в книге «Родоначальники и новички», Тарасов на нескольких страницах буквально по полочкам разложил суть игры по этой схеме — настоящее пособие для тренеров, поставивших перед собой задачу сформировать в своей команде пятерку с двумя хавбеками. Можно предположить, что в тарасовской картотеке, вместившей в себя тысячи всевозможных упражнений и оказавшейся — клад под ногами, да лень наклониться и поднять! — невостребованной, есть и те, которые помогут ответить на вопрос: благодаря каким тренировочным методам можно вести и совершенствовать игру с двумя хавбеками?

На новую придумку Тарасова подвигли размышления о том, как избавиться от слабостей в игре в обороне, обусловленной самими принципами действий двух защитников, и как в максимально возможной степени сбалансировать оборонительные и атакующие действия с учетом того, что звено «системы» практически всегда должно действовать против самого сильного звена соперника.

Полузащитников «системы» Тарасов называл «моторным отделением» звена, определяя им наиважнейшую роль в игре. Они — первые скрипки как при переходе пятерки от атаки к обороне, так и при скоростном выходе из обороны в атаку. Идеальным Тарасову виделся вариант, в котором один хавбек более тяготеет к обороне, обладает полным набором приемов защитника, но при этом и атакует умело, а другой, будучи не понаслышке знаком с тонкостями оборонительной игры, особенно силен в действиях при развитии атаки. «Вполне очевидно, — говорил Тарасов, — что на роль хавбека должен приглашаться игрок, не уступающий по сумме качеств классному нападающему. Хавбек — организатор, “мотор” звена, ему необходимо иметь высокий игровой авторитет для того, чтобы умело “командовать” партнерами. Роль эта полна хлопот. Пусть голы забивают нападающие, но объемная созидательная работа должна проводиться хавбеками. И тренеру надо уметь правильно оценивать действия этих хоккеистов. От их мастерства, слаженности игры впрямую зависит потенциал пятерки. Поэтому подбирать и готовить на эту роль следует спортсменов физически сильных, выносливых, обладающих завидными скоростными качествами и быстрым стартом».