Пепел и перо - Рэйчел Кейн

– Украл, – подсказала Халила. Она отложила книгу, поднялась на ноги и подошла к ним. – О, не утруждайтесь недомолвками. Я все слышала четко и ясно и прекрасно знаю, что это слово тебе знакомо. Как бы ты ни возмущался, ты тут, вероятно, на втором месте среди лучших воров; не притворяйся ради меня. Так что ты хочешь, чтобы мы украли?

– Мы? – повторил Дарио в тот же момент, когда Джесс выпалил:

– Ты?

В этот момент они оба выглядели одинаково ошеломленными.

Брови Халилы изогнулись идеальными маленькими дугами, обрамляя смешинку в ее глазах.

– Признаю, у меня нет большого опыта, но мне кажется, я могла бы помочь. Как-нибудь.

– Ты, – сказал Дарио, – проводишь в компании нашего маленького бледного контрабандиста слишком много времени. Что бы сказал твой отец… – Он осекся, но было уже поздно, и Джесс увидел, как смешинка растаяла в глазах Халилы, а ее задор обратился прахом. Дарио взял Халилу за руку и очень нежно, извиняясь, приложил ее руку к своим губам. – Прости меня, моя розочка. Я не подумал.

– Как и я, – сказала она и сглотнула, а затем вскинула подбородок, отдернув руку. – Сидя в камере, в которой сейчас находится мой отец, думаю, он бы понял необходимость тех действий, которые мы собираемся предпринять. Итак, что мы должны украсть?

От слов Халилы Джессу стало стыдно; он морщился от мысли о том, что может потерять благосклонность матери, а Халиле сейчас было гораздо хуже, однако она все равно не сдавалась.

– У моей матери есть шкатулка для драгоценностей, из грецкого ореха, которая стоит в ее комнате. Насколько я помню, у нее был очень большой рубин в ожерелье, а еще такой же большой изумруд и бриллиантовый кулон размеров, которыми можно придушить. Эти три камня нам и нужны.

– Украсть у твоей матери? – Халилу, разумеется, это смутило. – Но…

– Это всего три камешка, – заверил ее Джесс. – Поверь мне, у нее таких еще много. Очень много.

– Я с радостью их украду, – сказал Дарио. – Я вообще считаю, что вся твоя семья должна сидеть за решеткой, но так как они на свободе, я не прочь обворовать нажитое твоим отцом.

Халила сердито на него покосилась и сказала:

– Но это же мать!

– И очень сомневаюсь, что отец Джесса позволяет его матери владеть чем бы там ни было лично. Знаю я таких людей; он прямо как мой отец. Только мой отец еще считается напыщенной знатью, конечно же, голубых кровей, а не каким-то там выскочкой-воришкой.

– Это ты так пытаешься сказать, что мы друзья? – поинтересовался Джесс. – Потому что мне интересно, как, по-твоему это звучит.

Халила приложила палец к губам Дарио, заставив его промолчать в ответ.

– Воровать, разумеется, неправильно, – сказала она. – Это грех. И твоя мать относится ко мне очень великодушно. – Халила сделала глубокий вдох, точно собираясь нырять глубоко в воду. – Но я позабочусь о том, чтобы ее отвлечь светской беседой. Вы с Дарио, я надеюсь, сможете провернуть это опасное приключение вдвоем?

– Разумеется, – тут же ответил Дарио.

– Если он все не испортит, – сказал Джесс в то же самое время и чуть было не рассмеялся, когда Дарио сердито на него покосился. Это был старый добрый взгляд, какими Дарио одаривал Джесса во времена, когда они еще жили в доме Птолемея и были невинными учениками. – Встретимся после обеда. Как только Халила отвлечет мать, мы все быстро сделаем. Верно?

– Верно, – сказал Дарио.

– Неверно. – Все развернулись. В дверях стоял Вульф. Он выглядел вспотевшим и растрепанным, явно только выйдя из мастерской. – Я как раз шел, чтобы привести себя в порядок к обеду. Встретил твою мать в коридоре.

Он бросил им что-то. Джесс с легкостью поймал вещицу в воздухе на одном рефлексе еще до того, как Дарио хотя бы руки успел вскинуть, чтобы вмешаться. Когда Джесс разжал свою ладонь, то увидел кожаный мешочек, туго затянутый шнурком. Открыл мешочек и высыпал из него три камешка: два бриллианта, каждый размером с голубиное яйцо, и рубин цвета темного красного вина, который поблескивал в лучах солнца. Джесс поднял глаза на профессора, не зная даже, как сформулировать свой вопрос.

– Я услышал, Томас просил тебя об этом. Не все должно быть преступлением, – сказал Вульф. – И, как сказала Халила, твоя мать очень великодушна. Не знаю, какие в вашей семье есть проблемы, но одно знаю точно: матери любят своих сыновей, какой бы неидеальной эта любовь ни была. И несколько драгоценных камней будут малой ценой за эту любовь.

– Она вам их отдала.

Вульф пожал плечами, ответив:

– Она бы отдала их и тебе, если б ты попросил. Но я знал, что ты не попросишь.

Джесса вдруг охватило такое сильное чувство вины, что он чуть не задохнулся в ней, почувствовав, как вспыхнуло лицо, а потом охладело, когда румянец подкрался к его щекам, а затем отступил. Он сжал камни в ладони так сильно, что порезался об их грани. Когда Джесс сложил драгоценные камешки обратно в мешочек и бросил тот обратно Вульфу, кровь все еще была на камнях.

– Она отдала их вам по причинам, которые вам не понять, – сказал Джесс. – И вовсе не из великодушия. Не думайте, что знаете мою семью. Сэр.

Вульф поймал мешочек, даже на то не взглянув. Ловко и умело.

– Я знаю тебя, – сказал он. – Не забывай об этом, Джесс. Однажды это может спасти тебе жизнь.

Дарио с Халилой молча наблюдали за происходящим, и тишина все тянулась, когда Вульф ушел, оставив Джесса с все еще румяными щеками и гадким чувством пустоты в груди. «Моя мать не раздает вещи направо и налево. Он ошибается».

– Ты в порядке? – спросила у него Халила. – Джесс?

– В порядке, – сказал он и улыбнулся ей. Затем протянул ей руку. – Удостоите ли вы меня чести проводить вас на обед, пустынный цветочек?

– Это, – сказал Дарио, – нечестно.

Халила взяла Джесса под локоть.

– С превеликим удовольствием, дорогой вор, – сказала она. – Но только потому, что тебе не пришлось воровать по-настоящему.

Когда они вышли, Дарио поспешил следом, проворчав:

– Вообще-то я тоже ничего не своровал, знаешь ли.

– Знаю, – сказала Халила. – А теперь и не своруешь.

– Оно готово?

Глен склонилась через плечо Томаса, уставившись на маленькое, элегантное на вид оружие, которое лежало на скамейке под безжалостным светом, почти таким же ярким, как солнце. Джесс тоже смотрел. Он уже на протяжении трех дней наблюдал, как эту штуку собирали, деталь за мастерски выкованной деталью. Томас вырезал из трех драгоценных камней фигурки,