Жесткая блокировка - Сергей Кулаков

Снайпер увидел, что кавалькада взяла направление к городской Ратуше. Там с утра начали собираться многочисленные гости на большое политическое мероприятие. Но приезд того человека, который сидел в бронированном «Мерседесе», был главным событием дня.

Во всех отношениях.

Вдруг кавалькада остановилась посреди дороги. Из «Мерседеса», находившегося в середине, вышел рослый, статный человек в сером костюме. Он отмахнулся от набежавших со всех сторон телохранителей и подошел к ограждению, за которым толпились возбужденные львовяне. Начал, широко улыбаясь, пожимать руки, трепать по головам детей, завел разговор.

Снайпер плавно навел красную точку прицела на широкий корпус человека в сером костюме. На голову наводить не стал – может неожиданно дернуться, и пуля пройдет мимо. Зачем рисковать? Лучше в корпус. Чтобы уж наверняка.

– Первый, вижу цель, – сказал он негромко.

– Понял тебя, третий, – отозвалось у него в крошечном наушнике-микрофоне, засунутом глубоко в ухо.

– Первый, подтвердите атаку, – сказал снайпер, чуть надавливая указательным пальцем на спусковой крючок.

В наушнике возникла пауза. Снайпер бесстрастно ждал, удерживая красный кружочек на цели. «Цель» не спешила, несмотря на явные старания телохранителей оттащить ее от толпы и запихнуть в безопасное чрево «Мерседеса». Что ж, это хорошо, что не спешит. Сейчас последует подтверждение – и задание будет выполнено.

– Третий, отбой атаки! – послышалось вдруг в наушнике.

Снайпер подумал, что ему показалось. Его дремотное состояние было нарушено, он почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам.

– Не понял вас, третий. Повторите?

– Отбой атаки, первый. Отбой атаки. Как поняли?

– Понял вас, отбой атаки, – машинально повторил снайпер.

– Покиньте позицию, третий. Как поняли меня?

– Понял вас, первый. Покинуть позицию.

– Выполняйте.

«Цель» все еще была на красной точке. Как муха, наколотая на иглу. Но вот ее стали оттирать от толпы и затаскивать в машину. Снайпер подождал, пока закроется дверца, оторвался от прицела и привычно щелкнул предохранителем.

Через десять минут из подъезда кирпичного старого дома вышел высокий мужчина с продолговатым черным кейсом в руке. Он несуетливо прошел по узкой мощеной улице до угла дома, положил кейс на заднее сиденье дожидавшегося его автомобиля, сел за руль и уехал в неизвестном направлении.

Понедельник начался как понедельник – хлопотливо и неприятно. Через полчаса после завтрака дверь в камеру открылась, и Роману приказали выходить.

Его привели в кабинет полковника Храбицкого. Здесь Романа уже дожидались двое серьезных мужчин в строгих костюмах – представители российской стороны. Один из них представился как Сергей Денисович Трунин, второй назвался коротко – Орлов.

Как только Роман уселся, полковник Храбицкий начал энергичный доклад. Он заявил, что господин Морозов действительно останавливался в гостинице города Быхава 14 июня сего года, но поздним вечером они с женой гостиницу покинули, о чем есть соответствующая запись в журнале регистрации. Таким образом, версия о том, что господина Морозова похитили из гостиницы, не подтверждается.

– Да, но как я попал в плен к тем людям? – возмутился Роман. – И куда девалась моя жена?

Трунин строго покосился на него, призывая к молчанию. Орлов упорно смотрел куда-то в стену.

– Скорее всего, никакого плена не было, – развел руками Храбицкий.

– То есть как не было? – все-таки спросил Роман.

– Так, – улыбнулся доброй, стариковской улыбкой полковник. – Я полагаю, имело место обычная семейная ссора. Вы не поладили с женой, сильно напились… Кстати, портье показал, что вы покинули гостиницу, извините, в невменяемом состоянии. Потом вы, скорее всего, расстались, ваша жена уехала, а вы продолжили пить, после чего разыграли небольшой спектакль с похищением…

Роман поник головой.

– А где же мне ее искать? Еву?

– То я не знаю, пан Морозов. Возможно, хе-хе, она нашла себе другого попутчика. Такое бывает.

– Что вы говорите?!

– Говорю, уважаемый пан, то, что знаю.

Роману стыдно было поднять глаза.

– А где мои вещи, документы? Деньги, наконец?

– Вы все забрали с собой, – сочувственно пожал плечами полковник.

– Но… как я попаду домой? В таком виде?

– Этим займемся мы, – сказал Трунин.

Роман перевел на него туманный взор:

– А-а…

Ну, убит был человек, раздавлен просто.

На этом разговор подошел к концу. Полковник Храбицкий очень необязательно извинился за то, что господина Морозова приняли за опасного преступника, после чего подписались необходимые бумаги, и Роман была передан российским дипломатам.

– Но вы хотя бы разыщите ее… – обратился он на прощание к полковнику. – Еву.

– Обязательно, – пообещал полковник.

На том и расстались.

Далее все происходило отменно деловито, быстро и равнодушно.

Как оказалось, дипломаты уже купили несчастной жертве семейной драмы костюм, сорочку и ботинки. Так что Роман переоделся прямо в здании жандармерии. Кроме одежды, он получил недорогой мобильный – для связи с начальством, и карманную сумму денег.

После чего его посадили в машину и повезли на один небольшой аэродром под Жешувом.

Ехали недолго. На аэродроме Романа ждал готовый к отлету «Як-18». Дипломаты молча пожали руку Роману. Их чеканные лица ничего не выражали. Но чудо все-таки произошло: Орлов, перед тем как отпустить руку Романа, слегка мигнул, и кончики его рта дрогнули в подобии улыбки.

Роман, оказавшийся единственным пассажиром «Яка», сел в самое удобное кресло. Самолет зарокотал винтами и побежал по взлетной полосе.

Через два с половиной часа он приземлился на аэродроме Домодедово. Здесь пассажира уже дожидалась служебная «Волга». Дубинина не было, что Роман расценил как недобрый знак.

Он подобрался и приготовился к худшему. И не прогадал. Слепцов начал с того, что устроил ему форменную головомойку, обвиняя в лихачестве, некомпетентности, игнорировании прямых указаний начальства, и проч., проч.

– Ваше счастье, капитан, что у нас есть люди, которые умеют четко исполнять поставленные задачи, – словно топором рубил Слепцов. – Если бы все были такие, как вы, наша страна давно бы превратилась в руины.

– Вроде вас, товарищ генерал? – спросил Роман.

Он уже понял, что майорские звезды ему не светят, а скорее, и капитанских не сносить, поэтому выслушивать с согбенными плечами всю громокипящую, изобилующую язвительными гиперболами и цветистыми метафорами речь Слепцова у него не было никакого желания.