Лишённые родины - Екатерина Глаголева

***

На Рождество девяносто восьмого года вконец расхворавшийся граф Ферзен вышел в отставку, сдал Сухопутный шляхетский кадетский корпус генералу Андреевскому и уехал в Дубно.

Жизнь Тадеуша Булгарина круто переменилась: у него больше не было покровителя, и хотя мадам Боньот по-прежнему была добра к нему, позволяла в свободное время приходить к ней на квартиру, поместив там его фортепиано, гитару, ноты и книги, этого времени оставалось крайне мало, поскольку теперь ему не делали никаких поблажек. Вставать и ложиться, есть, пить, учиться и играть нужно было по команде, в назначенные часы, — как тяжело было свыкнуться с этим Тадеуш-ку, выросшему на воле! Но он был уже не Тадеуш, а Фаддей, учителя говорили с ним по-русски, а мальчик еще плохо знал этот язык и не мог понять, о чем ему толкуют.

Однажды в классе учитель задал ему вопрос, которого Тадеуш не понял и не знал, что ему отвечать. Учитель повторил вопрос, приняв вид еще более строгий; мальчик растерянно молчал.

— Вы не знаете урока или не желаете отвечать?

— Это Костюшка! — выкрикнул какой-то кадет с задней парты. — Он бунтовщик!

Учитель взял Тадеуша за руку повыше локтя, отвел в угол и велел стоять там на коленях до конца урока.

Во время рекреации Булгарин вышел гулять во двор вместе со всеми. Метко пущенный снежок сбил с него шапку.

— Костюшка! — кричали ему кадеты и дразнили издали, высовывая язык. — Костюшка! Костюшка!

Рассвирепев от обиды и незаслуженного наказания, Тадеуш набросился на них с кулаками, сцепился с одним из мальчиков и покатился с ним по земле. Няньки растащили их, пришла главная инспекторша — мадам Бартольд; она стала выговаривать Тадеушу, он нагрубил ей.

— Немедленно ступайте в умывальную! — крикнула она.

Тадеуш покорно пошел туда, думая, что чем-нибудь измарался и должен привести себя в порядок; его провожали злорадными взглядами. В умывальной два дюжих лакея схватили его и, не обращая внимания на крики, раздели, разложили извивающееся тело на скамье и посекли розгами. Это было слишком. За ужином Тадеуш не проглотил ни кусочка, весь вечер провел один, забившись в темный угол, а ночью не мог заснуть.

Он понял всё: родители его не любят. Все прежние ласки и подарки были притворством; они обманом заманили его в Петербург, якобы чтобы купить новую трубку для его любимого учителя Цыхры из Высокого, а на самом деле — чтобы сдать его в корпус, где его бьют и всячески над ним издеваются. Он им не нужен, он — обуза. Сестра Елизавета вышла замуж, Антонину тоже кто-нибудь скоро заберет из дома, а его, чтобы не кормить лишний рот, определили сюда, к холодным, жестоким людям. Они ведь теперь бедные, он сам слышал, как матушка говорила об этом Антонине. Матушка больше любит Антонину и хочет дать ей хорошее приданое. А его она не любит, иначе бы не отдала сюда. И отец его тоже не любит, иначе почему он согласился на это? Он не мог не знать, что его сына, вырвав из семьи, поместили в казенный дом. Теперь Тадеуш знает, что это такое. Когда они, выгнанные из Маковищ, гостили у прабабушки в Русиновичах, одна ее служанка гадала другой на картах, и выпала дальняя дорога и казенный дом; обе тогда испуганно перекрестились.

На следующий день пани Анеля и панна Антонина приехали его навестить. Тадеуш мрачно молчал, не отвечал на их расспросы и отказался поехать с ними на квартиру на выходные, как обычно. Встревоженная мать нехотя ушла, не понимая, что с ним творится, а мальчик уронил голову на руки и горько заплакал. К вечеру у него начался жар; поутру лоб оставался горячим, а губы запеклись. Его отвели в госпиталь, которым заведовала мадам Штадлер.

Пани Анеля часами просиживала у его постели, умоляя: «Тадеушек, что с тобой, ответь мне!» Мальчик упрямо молчал и отворачивался, но на четвертый день не выдержал: срываясь на крик, захлебываясь злыми слезами, он сквозь икоту высказал матери всё, о чем думал в эти горькие дни: они гадкие притворщики, они его не любят! Пани Анеля сама разрыдалась; она уверяла сына, что любит его, как прежде, всегда любила и никогда не разлюбит, и папенька тоже любит его, он их единственная радость и утешение… «Уходи!» — крикнул ей Тадеуш и отвернулся к стене.

Первым побуждением пани Анели было забрать сына из корпуса и прекратить эти мучения. Но как сделать это деликатно, чтобы не навлечь новых бед на мужа, который всякий раз бледнеет при виде русских солдат?

Антонина первой стала отговаривать ее от этого намерения. Они только что добились возмещения ущерба, понесенного от несправедливого суда! Что о них подумают, если они сейчас откажутся от своего решения сделать Тадеуша русским офицером? Что их прошение о его зачислении в корпус было ловким маневром в корыстных целях? Брат — избалованный ребенок, но со временем он привыкнет и успокоится, всё будет хорошо, не он один воспитывался в этом корпусе, сколько детей самых блестящих русских фамилий прошли через него и ныне имеют чины и ордена! Козловский и Нарышкин говорили Булгариной то же самое, а Северин Потоцкий уже не мог подать совет: в январе его отрешили высочайшим указом от должности камергера наследника и выслали в его имение.

Проведя много часов в мучительных раздумьях и сомнениях, пани Анеля была вынуждена согласиться со своими доброхотами: ей в самом деле следует проявить твердость. Всё образуется. Тадеуш привыкнет к дисциплине. В конце концов, он сам хотел сделаться солдатом, а армия основана на дисциплине.

Прощание было тяжелым. Пани Анеля крепилась изо всех сил, прося Тадеуша хорошо учиться, слушаться учителей и наставников, и тогда его отпустят домой на следующие вакации. Мальчику хотелось броситься к ней на шею, крикнуть: «Пожалуйста, забери меня отсюда!», но он внушил себе, что это бесполезно, раз от него хотят избавиться. Матушка отдала мадам Боньот немного денег для Тадеуша и уехала с Антониной в Маковищи.

Письмо о счастливом завершении судебной тяжбы предварило их приезд. В доме было полно гостей: пан Бенедикт созвал их со всей округи, чтобы отпраздновать победное возвращение своих родных. На его щеки вернулся прежний румянец, он снова раскатисто хохотал в ответ на шутки. Когда карета въехала во двор, веселая компания высыпала на крыльцо.

— А где же Тадеуш? — спросил пан Бенедикт, не увидев сына. — Едет верхом? Отстал?

Пани Анеля замялась и почувствовала, что у нее покраснели уши. Конечно, она должна была уведомить мужа и спросить его согласия, но она была уверена, что он откажет, а… В это время Антонина торжественно объявила о том, что Тадеуш зачислен в Императорский шляхетский кадетский корпус в Петербурге и через несколько лет выпустится оттуда офицером.

Кровь отхлынула от лица пана Бенедикта, а потом снова прилила.

— Где мой сын? — закричал он страшным голосом. — Верни мне сына!

Гости обомлели, переводя растерянный взгляд с мужа на жену, у пани Анели задрожали колени, а пан Бенедикт сел на ступеньку крыльца и разрыдался, закрыв лицо руками.

— Сын мой! — стонал он, раскачиваясь из стороны в сторону. — Верните мне сына!..