Совсем другой дракон - Рэйчел Аарон

население росло. Если ты не восстановишь ущерб, если печать сломается, потоп магии наполнит эти бреши, и сотни, а то и тысячи Смертных Духов поднимутся разом. Эта катастрофа крупнее всего, с чем мы сталкивались, и помешать можно, только если действовать сейчас, пока мы еще можем.

Марси отвела взгляд с ругательством. Она не думала, что спор с Алгонквин повторится тут. Это место должно было стать местом, где Смертных Духов принимали как часть человеческой магии. Сердце Мира открыло ей дверь, когда она освободила СЗД. Она понимала слова Широ, но мир изменился сильно за тысячу лет, и, хоть Марси восхищалась Абэ-но-Сэймэем, одним из лучших магов в истории, он был мертв. Теперь наступила ее очередь, и Марси не была уверена, что все было так плохо, чтобы повторять резкие действия прошлого.

— Что насчет компромисса? — сказала она, повернувшись к Мирону. — Когда она пыталась меня нанять, Алгонквин сказала, что хотела отправить Мерлина сюда, чтобы он сделал магию на уровне, какой был сразу после падения метеорита. Я тогда отказалась, потому что не доверяла ей, и я не хотела лишать Смертных Духов, как Призрак, шанса быть живыми, но я не против идеи лимита. Мы могли бы такое сделать? Изменить печать, чтобы она выпускала только определенное количество магии?

— Абсолютно нет, — сказал Широ.

— Я тебя не спрашивала, — Марси смотрела на Мирона. — Я спрашиваю его. Ты всегда говорил, что ты — эксперт, сэр Мирон, так давай. Посоветуй мне.

Мирон нахмурился, но Марси не встречала всезнайку, который мог удержаться и не дать совет. Да, после половины минуты оскала и хмурых взглядов он ответил:

— Думаю, это возможно. Печать уже протекает, так что не нужно менять основное заклинание. Нам просто нужен слой сверху, чтобы убрать давление так, чтобы магия выходила, не делая щель шире.

— Как водосброс на плотине, — сказала Марси, кивая. — Поняла.

— Не думаю, — холодно сказал Мирон. — Раз ты спросила моего совета, ты должна знать, что я согласен с шикигами. Алгонквин дала мне духа, чтобы я мог пройти сюда, но я не собирался следовать ее плану, став Мерлином. Я пришел сюда, чтобы спасти людей от монстров, как она, закрыв магию.

Марси отпрянула на шаг.

— Что? Но ты рассказал мне о Мерлинах первым! Ты сказал, что они были нашим оружием, нашим шансом встретить духов на равном поле.

— Я в это верил, — сказал он. — Пока не встретил тебя.

Ее глаза расширились, но Мирон не закончил:

— Знаю, ты думаешь, что я продался, — горько сказал он. — Что я предал свою команду и всех людей, став работать с Алгонквин, но ты не понимаешь, что я делал то, что нужно было сделать. Что всегда делал. Вся моя жизнь была посвящена тому, что лучше для человечества. Потому я присоединился к ООН и оставался там десятки лет. Хоть я получал множество предложений с лучшей платой, я оставался там, где мог быть полезнее, раздвигал наше понимание магии и развивал способность людей противостоять монстрам, которые были намного сильнее нас. Годами я думал, что Мерлины были ключом к той победе. Они были магами из легенд, оружием, которое могло поднять нас до уровня духов и драконов. Я надеялся. А потом появилась ты.

Его темные глаза сузились.

— Ты показала мне правду, Марси Новалли. Через тебя я увидел, что Смертные Духи не были нашими сияющими мечами. Они были нашими монстрами. Нашими смертями. Даже скованный, твой Пустой Ветер всегда был сильнее тебя.

— Но это хорошо, — возразила Марси. — Призрак — мой напарник. Его сила — моя сила.

— Да? — спросил Мирон. — Думаешь, твой Пустой Ветер не мог убить тебя за миг, если бы ты разозлила его? Или драконы? Думаешь, ты была для них не орудием?

— Эй! — сказала Амелия. — Не втягивай нас в это.

— Почему? Вы — часть проблемы, — он повернулся к Марси. — Ты стояла и критиковала Абэ-но-Сэймэя за то, что он забрал магию, но я теперь понимаю, с чем он столкнулся. Я думаю, он был героем. Тысяча лет покоя была куплена нам его засухой, и они были величайшими в истории человечества. Мы были бесспорными хозяевами мира. Даже драконам пришлось притворяться людьми, чтобы выжить. Когда магия вернулась, мы упали на дно, и там мы остались. Мы с Эмили пытались изменить это, когда искали тебя, но теперь я знаю, что мы были обречены с самого начала. Что бы мы ни изобрели, человечество не может победить, пока магия в деле. Даже если мы научимся разбираться с драконами и Алгонквин, мы все еще будем обречены из-за таких, как он.

Он указал на Призрака, и Марси стиснула зубы.

— Понимаю. Тебе никогда не нравился мой дух, но…

— Дело не в твоем духе, — рявкнул он. — А во всех духах, особенно Смертных. Ты слышала историю Широ о том, как древних Мерлинов подавили, но даже он вряд ли понимает, как плохо будет новым.

— Но…

— Население мира, когда магия исчезла, было около трехсот миллионов человек, — он перебил ее. — Сейчас их девять миллиардов. Это в тридцать раз больше. И это не учитывая глобальное распространение идей из-за массовой коммуникации. Ты видела, какая большая СЗД, и она даже не возникла естественным путем. Алгонквин создала ее специально, чтобы у нее был Смертный Дух, достаточно маленький, чтобы наполнить его раньше других. Настоящие Смертные Духи — результат общих страхов людей — больше, чем мы можем осознать.

— Думаешь, я это не знаю? — она кивнула на Пустого Ветра. — Я привязана к нему. Я знаю, какой он большой, но то, что что-то может нас убить, не означает, что это нас убьет. Призрак помог тебе, если ты помнишь.

— Но поможет ли другой? — сказал Мирон. — Мы говорим о чуме богов, обрушенной на несведущий мир. Ты просишь меня поверить, что все они могут быть управляемыми, как твой Пустой Ветер, но у тебя не было полного контроля над ним в начале, да? Ты сама мне говорила, что пришлось сковывать его много раз, и тогда он был едва пробудившимся. Мы не получим такой шанс с остальными, и я не буду рисковать будущим людей, надеясь, что эти духи смерти и гнева чудом окажутся сговорчивыми.

Марси закатила глаза.

— Это не…

— Плевать, — рявкнул он, опустив ладонь на сломанную печать. — Хочешь мой совет? Эту трещину нужно поскорее восстановить, а не оберегать. Даже без Смертных Духов возвращение магии уже нанесло непоправимый вред и потери жизни людям всего мира, особенно в Детройте. Запечатать ее снова — ответственное решение. Другой поступок обречет нас всех.