Рутина - Евгений Алехин

Решение вернуться к Оксане было постоянно рядом, наверное, поэтому я даже не предлагал ей развестись. У нее пару раз возник вопрос о разводе, на что я ответил что-то типа: когда немного отойдем. Иногда мы созванивались в скайпе, поделиться историями из наших дней, и, когда она пыталась втиснуть «я люблю тебя» на прощание, я старался оборвать звонок, не услышав этого. Я недоумевал над своими не сложившимися отношениями со школьницей – как так, я же почувствовал «то самое», но вот уже равнодушно отправил их в справочник своих маленьких интрижек, в эту пухлую позорную книгу. Хотя и есть небольшой рубец отличия: невозможность использовать воспоминания о поездке в Пермь для онанизма.

– У тебя такие нежные руки. Как будто ты совсем малыш.

– Это потому что я давно не работал руками.

Школьница трогала подушечки моих пальцев, гладила ладони. Мы растянулись на матрасе, я положил большой палец ей в рот, чтоб непрерывно ощущать пухлость губ, барахтаясь во взгляде гигантских глаз, пока сперма высыхает на ее впалом подростковом животе. Несколько дней оставили несколько образов, которые я, может, и увижу перед смертью, но все же не смогу на них передернуть.

Потом, когда все тексты альбома были написаны, а песни более-менее отрепетированы, появилась Биайна. Деловая красавица, секс с которой казался идеальным. Приехала на выходные из Москвы, а потом ждала меня в Москве. Я общался с ней и понимал, что мы не пропадем вместе. Она сделает из меня человека, мы купим землю, и построим дом, и сможем плодиться, и ее энергии хватит. Но это было не то, и, даже когда на четвертый раз за сутки ее вагина была так же тесна и упруга, соски так же прекрасны, а волосы черны, я уже думал: как сейчас Оксана?

С первыми зимними заморозками с ней произошел эпизод. Она долго готовилась, выбрав предновогодний корпоратив как небольшую промежуточную цель в жизни. Шила красивое платье. У нее на работе был ебарь с заявкой на парня. Оксана сшила одно из лучших своих платьев, немного выпила и испытала чувство, будто бы пришла не на то представление. Казалось, что это просто какие-то чудики, картонки, комочки грязи прикидываются людьми. Раскрывают рты, кивают, кушают. Она стала брать еду руками, потом вытирать их о платье. Нагрубила паре сотрудников, а когда ебарь попытался понять, что с ней, и успокоить, влепила ему пощечину. Оксана выпила еще и заблудилась. Наверное, она успела зайти домой и переодеться, потому что на улице была уже в футболке и джинсах, но уверяет, что холода не чувствовала. Оксана позвонила ТБ, своей лучшей подруге.

– Таня! Что делать? Заблудилась!

– Что вокруг тебя? Ты где?

– Везде! – орала Оксана, рыдая и смеясь.

Она не уверена, но, возможно, с кем-то переспала в ту ночь. Точно не с парнем с работы. А возможно, с ним и еще с кем-то. Она все это рассказывала мне по скайпу, и я уточнил:

– А что с ним не так? Думал, он тебе нравится.

– Нравится. Но не очень.

– Думал, для него ты решила нарядиться.

– Не знаю. Есть одна загвоздка. Может быть мужик каким угодно хорошим, остроумным, даже красивым. Но если хуй у него не определенного размера. Если выглядит хуй не как на картинке из учебника. Так вот, тогда все остальное не имеет значения. Для меня мужик – это прежде всего хуй, – слышно было и слезы, и смех.

В тот вечер я сидел в Казани в ванной комнате, разглядывал собственный прибор. Ладно, если вопрос стоит так, почему бы не вернуться, пока я не успел причинить Биайне боль? Дам Оксане передышку.

Несколько месяцев я пытался жить только творчеством. Сделал упор на издательство, еще съездил в очередной тур. Но когда в туре восемь человек (два вокалиста, четыре музыканта, тур-менеджер и звукорежиссер), заработать сложно. Я задался целью не пить хотя бы год, и это сильно экономило средства. Спасало от лишних баб. Но ощущение, что скоро придется искать работу, заставляло лежать без сил в квартире на «Академической» и смотреть в потолок со страхом. Я просто не мог себе представить работу, которая была бы мне по душе. Сниматься в кино? Нет, там слишком много желающих. Монтировать? Надоест через неделю. Быть редактором? Надоест через две недели. Писать тексты за деньги? Надоест раньше, чем начнешь. Физический труд? Надоело, надоело. Склады надоели. Я перестал смотреть порнуху и мог поставить пистон раз в два дня, а иногда чаще. Оксана иной раз после этого разглядывала меня с мучительным выражением лица и называла предателем.

Я осаживал ее:

– Сейчас-то все хорошо? Не ушел бы, и не ценила бы наши отношения.

Но хорошего было мало. Ночами я прикидывал, как бы все обстряпать так, чтобы все приняли мою смерть за несчастный случай. С другой стороны, какая разница? Прикончил человек себя, имел право. Иногда я думал, что прыгну под поезд в метро. Но каждый раз сдерживался. Не то. Надо класть в карман паспорт, иначе мусора будут снимать отпечатки пальцев с моего изувеченного тела. Либо так, чтобы от тела совсем ничего не осталось – жерло вулкана бы подошло; или потеряться в лесу; либо совсем аккуратно – надеть шапочку и прострелить себе голову, как Ромен Гари. Грязи не хотелось. Без хлама, отформатировать жесткие диски и оставить четкие указания: зубы мудрости – пусть продаст Оксана, собрание сочинений Газданова – Косте, пусть прочитает; электронику – разъебать и выкинуть, авторские права запретить кому-то оформлять на себя, все тексты и книги – в свободный доступ. Вряд ли, конечно, на них будет какой-то спрос, но мало ли. Иногда, в насмешку над твоим трупом, тебя посмертно могут сделать культовым. Мне пришла идея, когда я пересматривал фильм «Таксист». Я вспомнил, что по легенде сценарист фильма Пол Шредер клал заряженный пистолет рядом с печатной машинкой, создавая образ главного героя. Это было его лекарством от потери вдохновения. Как только намечалась творческая заминка – прикладывать ствол к своему виску. Мне нужен был револьвер. Если я буду каждый день начинать с игры в русскую рулетку, то буду немного счастливее, буду ценить эти дни, зная, что смерть – это вопрос ближайшего будущего. Я связался с одним знакомым, и он сказал, что за определенную сумму достанет для меня револьвер.