Страж государя - Андрей Бондаренко

— О чём это вы, прекрасные дамы? Наталья удивилась в свою очередь:

— Что ж ты, царский охранитель, так и не ознакомился со вторым списком, где перечислены все персоны, приглашаемые на Высший Совет — по отдельным, наиважнейшим вопросам?

— Да нет, как-то…

— Так вот, в списке том — тридцать пять особей мужеского пола и только одна — женского. Твоя собственная жёнушка — дворянка Меньшикова Александра Ивановна, персоной собственной…

— В качестве Главной Сестры Милосердной, — отчаянно покраснев и потупив взгляд, скромно объяснила Санька. — Это когда война намечается — серьёзная какая, или поход боевой, кровавый…

Настало время фейерверков знатных, «потешных огней» — как тогда было принято говорить. Пётр с сыном, взявшись за руки, дружно и весело бегали между специальными установками и с помощью самодельных спичек конструкции Брюса-Меньшикова поджигали тоненькие шнуры, а потом, когда в небо взлетели крупные разноцветные искры и змеи, хором орали и визжали — громко и восторженно…

Многие высокие гости уже разъехались, Санька отправилась на кухню — записать со слов кухарки Лефортовой рецепт какого-то блюда, произвёдшего на неё неизгладимое впечатление, а Егор, тем временем, залучил хозяина дома в дальнюю резную беседку — для очень важного разговора.

— Что, герр Франц, ты уже собрал вещи-то — для вояжа Константинопольского? Тебе же опять быть Послом Великим! И я так думаю, и князь-кесарь Ромодановский поддерживает это мнение, Шеин с Апраксиным — тоже за…

— Не поеду я в этот раз с вами, Александр Данилович, не обессудь! — огорошил его генерал. — Неважно чувствую себя, останусь на Москве.

— Как же так? — Егор был по-настоящему поражён, это неожиданное решение Лефорта путало все его хитрые планы. А рассуждал он примерно так: «Через два с половиной месяца, исходя из моего знания Истории, герр Франц должен умереть. Но умереть — в промозглой осенней Москве, нелепо и случайно подхватив банальнейшее воспаление лёгких. А что, если он в это время будет находиться на относительно тёплом и сухом морском побережье? Вдруг удастся в очередной уже раз обмануть жестокосердную Историю?» И вот — на тебе: генерал никуда не едет!

— А вот так, — спокойно и несуетливо ответил тем временем Лефорт. — Пётр Алексеевич пошёл мне навстречу и разрешил остаться. Устал я что-то, хочу немного отдохнуть… А одним из Великих Послов ты и будешь, Алексашка. Потому как — заслужил! А в напарники тебе определён дьяк Прокофий Возницын, настоящий — Возницын… Ничего, что я тебя назвал по-старому, без отчества?

— Ничего… — промямлил Егор, совершенно не понимая, что и говорить дальше.

Лефорт грустно и многознающе усмехнулся:

— Ты что-то знаешь, мой мальчик? Знаешь — и волнуешься? Да ладно, брось! Ты — одно знаешь, я — совсем другое. Кто из нас прав? Чьё знание — истинное? Как ты думаешь, может быть такое, что для кого-то смерть — просто очередной переход в иное качество, или даже — всего лишь смена места работы?

— Даже так…

— Мне это очень трудно объяснить. Ты, скорее всего, не поймёшь… Считай, что у меня здесь было своё, отдельное задание. Вот я его и выполнил, полностью. А теперь возвращаюсь — откуда пришёл когда-то… А ты остаёшься, может даже, и вместо меня. Извини, но давай на этом и закончим сей трудный разговор. И подробных инструкций не жди от меня. Разные у нас с тобой игры, охранитель…

Саньке очень хотелось отправиться в этот увлекательный вояж южный (можно и только до Воронежа!), но дети были ещё слишком малы. Нацеловались, наобнимались вволю, попрощались — со вздохами тяжёлыми и слезинками редкими…

Обоз посольский растянулся на этот раз на целую версту. И людей много — нанятых на государеву службу в недавнем визите европейском — ехало на верфи воронежские, да и всяких гостинцев для предстоящих переговоров с османами: пушнина русская, штуки бархата и шёлка, ружья и пистолеты европейские, золотые украшения — из царских закромов, щедро отделанные жемчугами да самоцветами. Для охраны сего бесценного (во всех отношениях) каравана было выделено четыре эскадрона драгун, да и при каждой карете и повозке состояло по три надёжных человека: ямщиками выступали проверенные и обученные Егоровы сотрудники, рядом с каждым ямщиком сидел вооружённый солдат-преображенец, второй преображенец находился на запятках кареты или повозки.

Егор, за сутки перед отъездом пожалованный званием генерал-майора, ехал в царской карете — вместе с Петром и его сыном Алексеем. Кучером царским являлся поручик Алёшка Бровкин, компанию ему (вместо простых солдат) составляли два подполковника: Андрюшка Соколов — батальонный командир Преображенского полка и Василий Волков — Егоров заместитель по делам охранным.

За каретой следовал возок попроще, в котором располагался царский повар Антоха, он же — специалист по всяким ядам и противоядиям. Антоху сопровождали две низенькие и смешные китайские собачки, надрессированные по запаху определять всякую гадость, могущую нанести вред государеву организму.

Егор всегда помнил, что, несмотря на всё многообразие чинов и обязанностей, свалившихся на его голову (постоянный член Высшего Государственного Совета, генерал-майор, командир полка Преображенского, дворянин, помещик, глава семейства, фабрикант, поставщик продовольствия и прочего для армейских нужд, начальник оружейной лаборатории, Великий Посол), он, прежде всего, царёв охранитель, обязанный тщательно и вдумчиво оберегать жизнь и здоровье Петра, государя российского.

Алексей Петрович, устав от созерцания через окошки каретные нехитрых российских пейзажей, наконец, угомонился и уснул, пристроив свою курчавую голову на отцовских костистых и угловатых коленях.

— Я тут Указ издал ещё один, перед самым отъездом, — хмуро сообщил Пётр, ласково разглаживая своей большой ладонью тёмно-каштановые волосы сына. — Про то, чтобы Евдокию, мать Алёшкину, в монастырь сослали — на вечные времена. Дура она набитая, ничего не понимает в жизни: лишь бы пошлую лесть выслушивать да гордыней упиваться собственной… Что, Алексашка, не одобряешь, небось?

— Твоя воля, государь! — нейтрально вздохнул Егор, прекрасно понимая, что царь завёл этот разговор совсем не просто так. — Твоя воля…

Помолчали несколько минут.

— А что, если мне жениться на Анне Монс? Царицей её сделать — российской, полноправной? — негромко и вкрадчиво спросил Пётр. — А что тут такого? Женщина она красивая, неглупая, обученная политесу, вона — мажордома завела у себя, слуг ливрейных… Не, а что делать, если твой доктор Жабо мне запрещает с женщинами русскими в связь вступать серьёзную, плотскую? Царю быть неженатым — не по-людски это, народ не поймёт… Опять же, Алексею нужен надзор материнский. Сестра Наташка — молодец у меня, да не то это совсем. А Аннушка Монс умна, она всё правильно делать будет… Как думаешь, охранитель верный? Или что знаешь нехорошее про Анну? Тогда говори, не молчи! Что, путается постоянно — с мужиками всякими? Так не беда то! Станет настоящей, законной царицей — сразу перестанет путаться: под страхом дыбы и топора!