Ледяной сфинкс - Жюль Верн

Оказавшись в лодке, метис узнал капитана «Джейн» и матросов Робертса, Тринкла и Ковена. Он схватился за весла. Когда до берега оставался всего один кабельтов, он положил голову капитана Уильяма Гая себе на колени и крикнул:

– Жив, жив!

Так встретились два брата на берегу затерянной в антарктическом океане Земли Халбрейн.

По прошествии двух дней в этой точке антарктического побережья не осталось ни одного человека ни с той, ни с другой погибшей шхуны.

Двадцать первого февраля в шесть часов утра лодка, в которую погрузились все тринадцать душ, вышла из бухты и обогнула мыс, которым оканчивалась Земля Халбрейн.

Два дня ушло на обсуждение отплытия. Решившись же, мы не медлили ни дня. Еще целый месяц в этой части моря между двумя полосами сплошных льдов можно было плыть по свободной воде. Дальше, если повезет, мы могли рассчитывать на встречу с китобоями, а то и – чем черт не шутит? – с английским, французским или американским судном, возвращающимся из экспедиции в антарктические широты… Но уже со второй половины марта у полярного круга не останется ни китобоев, ни иных мореплавателей – и тогда прощай, надежда…

Сперва мы задались вопросом, не лучше ли зазимовать там, где мы намеревались это сделать до появления Уильяма Гая, переждать семь-восемь месяцев темноты и морозов, а когда снова наступит лето и море очистится ото льдов, выйти на лодке в сторону Атлантического океана, имея в запасе куда больше времени, чтобы успеть проплыть ту же самую тысячу миль. Может быть, это было бы осмотрительнее и мудрее?..

Но мы приходили в ужас при мысли о зимовке на этом пустынном берегу. Пещера была неплохим убежищем, где мы наверняка продержались бы, имея достаточно пищи, но, когда представился случай спастись, как было отказаться от последней попытки, как было лишить себя возможности, которая стала непреодолимым соблазном для Хирна и его друзей, но только в куда более благоприятных условиях?..

Мы внимательнейшим образом изучили все «за» и «против». Затем каждый высказал свое мнение. Мы учитывали, что в крайнем случае мы еще успеем вернуться обратно, ибо знаем координаты своего берега. Капитан «Джейн» выступал за немедленное отплытие, Лен Гай и Джем Уэст склонялись к тому же. Я с готовностью поддержал их, и все остальные не возражали.

Возражал один лишь Харлигерли. Он находил рискованным отказываться от надежного положения в обмен на полную неизвестность. Разве хватит трех-четырех недель, чтобы преодолеть расстояние между Землей Халбрейн и полярным кругом? Как повернуть назад, если течение устремляет свои воды к северу? К доводам боцмана было не грех прислушаться. Но только один Эндикотт выступил в его поддержку, ибо давно уже привык смотреть на все его глазами. Дискуссия была продолжена, и Харлигерли заявил, что готов уступить, раз таково желание большинства.

Приготовления отняли немного времени, и уже в семь часов утра 21 февраля, подгоняемые ветром и увлекаемые течением, мы оставили Землю Халбрейн. К полудню скрылись из виду вершины холмов, с самого высокого из которых мы заметили в свое время землю по западную сторону пролива Джейн.

Наша лодка представляла собой одну из тех пирог, какими пользовались туземцы архипелага Тсалал для сообщения между островами. Из повествования Артура Пима известно, что эти пироги бывают похожими на плоты или плоскодонки, а бывают и весьма прочными каноэ. Наша лодка принадлежала к последней категории, имела сорок футов в длину, шесть футов в ширину, приподнятые нос и корму, что делало ее весьма устойчивой на волнах; управлялась она с помощью двух весел.

Особо отмечу, что лодка не несла в себе ни единого кусочка стали, ибо обитатели Тсалала не имели представления о металле. Найтовы, сплетенные из лиан, крепили борта не хуже самых надежных заклепок. Вместо пакли был мох, пропитанный смолой, обретавшей в воде прочность стали.

Такова была лодка, названная нами «Барракудой» – по названию рыбы, грубым изображением которой был украшен планшир.

Мы загрузили «Барракуду» чем только могли: одеждой, одеялами, нижним бельем, штанами из грубой шерсти в брезентовых чехлах, парусами, шестами; в нашем хозяйстве оказались кошки, весла, багры, навигационные приборы, оружие и боеприпасы. Мы запаслись несколькими бочонками питьевой воды, виски и джина, ящиками с мукой, солониной, сушеными овощами, а также чаем и кофе. У нас был небольшой очаг и несколько мешков угля, которого должно было хватить не на одну неделю. Правда, если припай преградит нам путь и придется зазимовать во льдах, припасы быстро подойдут к концу и нам придется приложить все силы, чтобы вернуться на Землю Халбрейн, где грузов, снятых со шхуны, хватило бы на долгие месяцы зимовки.

Что ж, неудача была вполне возможна, но стоит ли поддаваться унынию? Нет, человеческая природа такова, что мы готовы следовать за самым слабым лучиком надежды. Вспоминаю слова Эдгара По об «Ангеле необъяснимого» – «гении, который присутствует при всех жизненных невзгодах и чья задача – вызывать их, ибо они, при всей их невероятности, порождаются логикой фактов…» Почему же не надеяться на появление этого ангела в решающий момент жизни?..

Большая часть груза с «Халбрейн» осталась в пещере, где ему были не страшны непогода и лютый холод, чтобы им смогли воспользоваться в будущем потерпевшие кораблекрушение, окажись они на этом берегу. Шест, водруженный боцманом на нашем утесе, наверняка навел бы их на этот клад. Однако какой еще корабль рискнет подняться в столь высокие широты, где плавают теперь обломки двух прекрасных шхун?..

Итак, «Барракуда» взяла на борт капитана Лена Гая, лейтенанта Джема Уэста, боцмана Харлигерли, старшину-конопатчика Харди, матросов Френсиса и Стерна, кока Эндикотта, метиса Дирка Петерса и меня – с «Халбрейн»; капитана Уильяма Гая и матросов Робертса, Ковена и Тринкла – с «Джейн». Всего нас набралось тринадцать душ – роковое число…

Перед выходом в море Джем Уэст и боцман поставили мачту высотой в одну треть длины лодки. Мачта эта, удерживаемая штагом и вантами, могла нести широкий фок, вырезанный из марселя нашей шхуны, хотя, маневрируя им, мы были ограничены шириной лодки, не превышавшей шести футов.

Конечно, при такой оснастке мы не смогли бы идти бейдевинд. Однако при ветрах от попутного до бокового наш парус позволил бы нам пройти недель за пять ту самую тысячу миль, что отделяла нас от припая, делая в сутки примерно по тридцать миль. На такую скорость можно было надеяться, если течение и ветер будут совместными усилиями увлекать «Барракуду» на северо-восток. В штиль нам придут на помощь весла: если восемь человек станут грести четырьмя парами весел, это обеспечит лодке немалую скорость и в безветренную погоду.

Первая неделя плавания прошла без происшествий. Ветер все так же дул с юга, и в проливе Джейн не обнаружилось опасных для нас течений. Мы плыли по ветру, когда же он стихал, налегали на весла. Нашим взорам представала все та же земля – бесплодная, покрытая черными камнями и песком вперемешку с галькой, с голыми холмами на заднем плане. В море начали понемногу появляться дрейфующие льдины округлой и удлиненной формы, а также айсберги, обогнать которые нашей лодке не составляло никакого труда. Однако мы не могли радоваться этому, ибо все льды плыли в одну сторону – к припаю, грозя закупорить проходы, которым в это время года еще полагалось оставаться открытыми.