Северный крест - Валерий Поволяев

Аня снова согласно наклонила голову.

— Главное — не спешить и не промахиваться, — сказал гость, — людей нужно подобрать очень надёжных. Если где-то что-то сорвётся — будет много шума.

Гость ел вкусно — он умел есть вкусно, делал это азартно и в то же время не привлекал внимания, обсасывал каждую косточку, каждый небольшой мосол, в еде не забывал о беседе и вине. Аня невольно позавидовала ему — она так не умела. Впрочем, есть вкусно — это привилегия мужчин, женщинам это делать не обязательно, женщина должна уметь есть изящно.

Выпив кофе, Аня пришла к выводу, что с Митей можно поговорить о сотрудничестве, но если он не согласится, его придётся убить.

* * *

Внешне Миллер выглядел безукоризненно — ухоженный, тщательно причёсанный, с небольшой холёной бородкой, уже изрядно поседевшей, с внимательным взглядом — казалось, что его не тревожат никакие беды, он не ощущает никакой боли, но, тем не менее, иногда собеседник натыкался на такую лютую тоску, застывшую в глазах генерала, что человеку, увидевшему этот взгляд, невольно делалось холодно.

Раньше Миллер считал, что сокращённое название созданного генералом Врангелем воинского союза звучит как свист нахвостника — волосяного наконечника, привязанного к концу кнута, — резко и певуче, а сейчас аббревиатура РОВС стала напоминать ему о сквозняке. Этакий свист ветра, влетевшего в форточку.

Когда к Миллеру заходил генерал Туркул[43] с очередной идеей активизировать деятельность боевых групп, засылаемых в СССР, генералу хотелось спрятать руки за спину, чтобы не пожимать костлявые холодные пальцы этого человека. Он молча выслушивал Туркула и отрицательно качал головой.

— Нет, нет и ещё раз нет, Антон Васильевич!

Взбешённый Туркул сочинил меморандум, который подписали четыре генерала: Туркул, Пешня, Скоблин и Фок, швырнул бумагу на стол Миллера.

— Прошу прочитать, Евгений Карлович, — потребовал он. — В этом документе изложено мнение половины РОВСа.

В меморандуме было всё то же, что проповедовал Туркул устно: развернуть против Советского Союза масштабную вооружённую борьбу, создать в крупных в городах России тайные ячейки, которые подготовили бы восстание против большевистского руководства, в качестве площадки, с которой боевики засылались бы в СССР, использовать Финляндию, и так далее. Пунктов было много, и все они источали запах крови.

Миллер прочитал бумагу до конца и отодвинул её от себя.

— Всё это уже было, Антон Васильевич, — сказал он.

— Ничего другого не будет, господин генерал, — резко произнёс Туркул, — только это!

Миллер смотрел на собеседника и думал о том, что иногда невозможно бывает понять истоки жестокости, которая управляет человеком...

Ну почему, например, Кутепов и Туркул были очень жестоки в Харькове?.. Однажды Туркул, весьма недурно пообедав в ресторане, вышел на улицу и увидел, что по ней ведут колонну пленных красноармейцев. Он приказал немедленно дать ему стул — стул вынесли прямо на тротуар, Туркул уселся на него и, достав из кобуры револьвер, стал стрелять из него по безоружным пленным. Расстреляв обойму, он потребовал, чтобы адъютант принёс ему ещё патронов.

У Туркула, как слышал генерал, имелась записная книжка с пометками, сколько людей он расстрелял лично. Миллеру было известно и о другом случае, свидетелем которого был полковник Падчин.

Как-то Туркулу доложили, что в плен взят комиссар. Антон Васильевич приказал, чтобы комиссара привели к нему в кабинет. Того привели, втолкнули к Туркулу... Тот — сама любезность — предложил несчастному сесть, денщик подал ему чай с вареньем. Удивлённый таким приёмом комиссар взял чай, а Туркул велел привести свою собаку.

Собаку привели, и та, щёлкнув зубами, прыгнула на комиссара — была специально натренирована. Через несколько минут, как свидетельствовал полковник Падчин, комиссара с разорванным горлом вывели на улицу и пристрелили. Собака же, вкусно облизываясь, ушла в дальнюю комнату, на своё место. Позже она была убита осколком бомбы, сброшенном с красного аэроплана.

Кутепов был ещё более жесток, чем Туркул. Особой жестокостью отличался и генерал Манштейн.

Однажды в Крыму, около колонии Гейдельберг, в плен угодила группа красноармейцев, среди которых оказался мальчик — бывший учащийся Симбирского кадетского корпуса. Манштейн выхватил из ножен шашку и лично зарубил кадета, но не ограничился этим и ещё долго рубил его мёртвого, буквально превратив тело мальчишки в кровавое месиво.

Что же касается Кутепова, то генерал-лейтенант Достовалов Евгений Исаакович[44] написал, что «он всегда живо интересовался всем, что было нового в военной науке, и, не будучи в академии, сам прошёл весь курс военных наук академии, посещая лекции вольнослушателем. Он никогда не стеснялся брать на себя ответственность за отдаваемые распоряжения — качество, которое не очень часто встречается среди начальников.

Но в нём был и второй человек, второй Кутепов, странно уживавшийся с первым — самовлюблённый карьерист, склонный к интригам, жертвующий всем ради своего благополучия, жаждущий власти и рекламы, могущий предать каждого в любую минуту, когда ему будет полезно для карьеры, как предал он генерала Деникина, генерала Сидорина и других, жестокий и равнодушный к страданиям и убийствам, совершенно не ценящий человеческую жизнь.

Он чрезвычайно жестоко карал подчинённых за самые даже маленькие упущения по службе, когда он не боялся никаких последствий, и смотрел сквозь пальцы на часто тяжёлые преступления старых добровольцев, боясь потерять свою популярность у этой вольницы. Впрочем, как будет видно дальше, последнее зло было следствием нездоровой организации армии вообще, и, будучи не в силах изменить эту организацию, Кутепов не боролся со злом».