Отрок московский - Владислав Русанов

Копыта выбили гулкую дробь по скованной льдом Двине, а на левом берегу кони увязли в сугробах по грудь. Но Улан не сбавлял хода, окриками вынуждая друзей не отставать, и, лишь забравшись поглубже в лес, позволил перейти на шаг, дать роздых взмыленным коням.

– Я знала, что вы меня не бросите! – проговорила разрумянившаяся Василиса.

– Да уж куда мы без тебя?! – усмехнулся Никита и, вздохнув, добавил: – Мне нужно о многом рассказать. С новыми друзьями познакомить. И о новых, а может, и старых врагах предупредить.

– Ничего, успеешь, – улыбнулась девушка. – Ведь наша дорога еще не закончилась?

Никита не ответил, только подумал про себя, что не берется судить, когда их дорога закончится, да и закончится ли она? До Вроцлава еще ой как далеко, а ведь предстоит еще обратный путь. Уж враги постараются расставить такие ловушки, чтобы добыча наверняка попалась. А что они могут противопоставить чужому коварству, хитрости и вероломству? Только дружбу, взаимовыручку и верность.

Бескрайни русские просторы. Равнины, всхолмья и долины рек.

По праву и по справедливости славится Русская земля бескрайними лесами, раскинувшимися с севера на юг от заснеженных северных пустошей, где только олени да волки бродят, сбиваясь в огромные стаи, до жарких южных степей, волнующихся седыми ковылями, алеющих маками, где парят над лысыми курганами бурокрылые гордые орлы, протянувшимися с востока на закат, от реки Итиля, такой широкой, что с одного берега другого не видать даже в ясную погоду, до Карпатских гор, чьи круглые вершины заросли густой шелковистой травой, на которой так славно жиреют овцы.

Славится Русь и реками полноводными – Дон, Днепр, Ока, Припять, Волхов, Онега, Нева, Двина, Березина, Днестр, Буг, Шексна. Здесь гуляют на приволье стерляди и щуки, язи и лещи, налимы и сиги, прячутся под корягами сомы и угри, не говоря уже о всяческой мелочи, навроде ершей, пескарей, окушков и карасиков, а в камышах гнездятся тысячами гуси, кряквы, чирки, цапли.

Славны в Русской земле и озера синие, бездонные, с ледяной водой, и поля-луга с разнотравьем цветочным, такие, что упадешь, раскинув руки крестом, зароешься лицом в духмяную зелень, и голова кругом, будто бы ковш крепкого вина до дна осушил, и нивы тучные, где земля плодючая и жирная, хоть на хлеб мажь.

Но более всего в иных народах гремит Русь своими городами. Не зря же купцы варяжские и хищники-урманы, на драконоголовых кораблях приплывающие к берегам нашим, прозвали эту землю Гардарикой, сиречь страной городов.

Самые древние, что, кажется, от начала времен стояли и были всегда: Киев, Изборск, Полоцк, Ростов, Муром, Ладога, Новгород Великий, Белоозеро, – будто пращуры, в семье сидят на почетном месте, во главе общего стола. Города чуточку помоложе, но все едино старые, как деды, давно имеющие взрослых внуков, но все еще крепкие, будто кряжистые дубы, и телом, и разумом: Смоленск, Любеч, Переяславль, Псков, Чернигов, Вышгород, Искоростень, Овруч, Владимир, Суздаль, Рязань. И еще более молодые – середовичи, на плечи которых легли все тяготы и заботы о прокорме и защите семьи: Курск, Новгород-Северский, Елец, Брянск, Галич, Витебск, Друцк, Изяславль, Городно. А вскорости войдут в силу и совсем юные, которым не занимать молодой здоровой наглости: Устюг, Нижний Новгород, Кострома, Новгородок, Ржев, Тверь, Ярославль, Москва, Львов. Кое-кто из них успехов уже добился.

Города большие и малые. Города, сожженные врагами и отстроенные после нашествия. Города, заложенные пришлыми людьми или соседскими народностями. Города, растущие и полнящиеся людом из окрестных деревень, и города, теряющие жителей.

Стоят они на излучинах рек, на холмах, на обрывистых берегах, окруженные стенами и палисадами с башнями и заборолами, рвами и валами. Оседлали торговые пути – речные и сухопутные. Пристально следят за рубежами – не появится ли откуда черная орда?

Об их стены разбивались Батыевы тумены, ломали зубы крестоносцы. Помнят они гудящие стрелы половцев и печенегов, цветные бунчуки хазар и полосатые паруса урманских ладей. Их защищали насмерть все, от мала до велика, и сдавали, уходя в леса.

Над стенами русских крепостей всегда возвышались золотые маковки церквей. Храм Успения Богородицы в Киеве, Спасо-Преображенский собор в Чернигове, собор Архангела Михаила в Смоленске, Софийский собор в Новгороде Великом, Дмитриевский собор во Владимире и Георгиевский в Юрьеве-Польском, Спасский монастырь в Муроме и Борисоглебский в Торжке, Федоровский монастырь в Городце и Никольский в Ладоге, Богоявленский в Москве и Благовещенский в Нижнем Новгороде. И тянулся люд из сел и деревень, дабы поклониться святым местам, почувствовать снисходящую на сердце и душу благодать, шли богомольцы и паломники.

Любили на Руси свои города и даже княжества нарекали их именами. Смоленское и Рязанское, Тверское и Полоцкое. Где так поступали в просвещенной и мудрой Европе? Там княжества то Бургундские, то Лотарингские, а то и вовсе Баварские и Швабские.

Города – это сердца Руси, головы Руси, руки Руси, душа Руси.

За них борются, плетут заговоры, подкупают, за них стоят до последнего израненные бойцы, за них ездят в Орду с богатыми подношениями, за них молятся Господу и ставят свечи перед иконостасом.

Витень, сын Будивида, с пригорка Верхнего замка смотрел на раскинувшийся меж Полотью и Двиной посад. Великий князь Литвы уже давно был не мальчиком, но зрелым мужем, отличался прозорливостью, цепкостью ума и дальновидностью, однако никак не мог взять в толк, как вышло, что Полоцк упал к нему в ладонь, словно зрелое яблоко? Ливонские рыцари известны всему миру как умелые и упорные бойцы, а город отлично укреплен. Направляясь сюда с большим войском, Витень рассчитывал на длительную осаду и кровопролитный штурм. И вдруг, будто по волшебству, пред ним распахнулись ворота. Сперва он заподозрил ловушку. Предположим, втянется литовская конница на улицы, а тут со всех сторон по ней и ударят. Всадники, растянувшиеся на узких улочках в цепочку, слабы. Тут их можно зажать в клещи и вырубить подчистую. Поэтому князь приказал сотникам удерживать воинов.

А в городе происходило что-то неладное. Многоголосо ревела толпа, изредка звенела сталь. Потом из Верхнего замка вырвался отряд крестоносцев. Витень распознал хоругвь Фридриха фон Штайна. Ливонцы сцепились с толпой полочан на мосту и, к вящему удивлению князя, проиграли схватку. Тогда он послал несколько десятков на разведку. Дружинники донесли, что посадские и примкнувшая к ним городская стража взбунтовались, недовольные утеснениями, чинимыми немцами, и перебили вначале ливонских ратников, а потом и кинувшихся на подмогу рыцарей.

Витень торжественно вступил в Полоцк, впервые в жизни получив победу как подарок.

Горожане восторженно приветствовали литвинов, кидали вверх шапки, истово крестились, читали православные молитвы. В церквях звонили колокола, и благообразные бородатые священники вышли встречать победителей не как захватчиков, но как освободителей – с иконами и пением, в златотканых ризах.