Место под названием "Свобода" - Кен Фоллетт

– Лояльности? – презрительно повторила она. – Не тебе преподавать мне уроки лояльности. Не ты ли клялся мне, что вы не станете добывать уголь на моих землях? А потом тут же приступили к делу и построили шахту! Ты предал меня уже в день нашей свадьбы!

Ее собеседники затихли, и какое-то время Лиззи могла слышать, как за стеной очень громким голосом дает показания свидетель по очередному разбирательству.

– В таком случае ты все знаешь и о несчастном случае, надо полагать, – сказал Джей.

Она глубоко вдохнула.

– Мне будет лучше сразу заявить вам, что отныне мы с Джеем станем жить отдельно друг от друга. Наш брак останется лишь оформленной на бумаге формальностью. Я вернусь к себе домой в Шотландию, и чтобы ноги никого из Джеймиссонов на моей земле больше не было! Вы там теперь нежеланные гости. А что касается моего выступления в защиту Макэша, я не позволю вам повесить своего друга. И на этом вы оба можете поцеловать меня в задницу!

Сэр Джордж все еще пребывал в состоянии глубочайшего потрясения, чтобы вымолвить хоть слово. Многие годы никто не разговаривал с ним в таком тоне. Он полностью побагровел, глаза буквально вылезли из орбит, рот открывался, но не издавал ни звука.

Каспар Гордонсон обратился к Джею:

– Могу я внести свое предложение в качестве частичного выхода из создавшегося положения?

Джей окинул его исполненным враждебности взглядом, но все же согласился:

– Да, вносите свое предложение, если в нем есть хоть какой-то толк.

– Мы могли бы уговорить миссис Джеймиссон не давать показаний, но на одном непременном условии.

– На каком же?

– Вы сами, Джей, выступите с прошением о сохранении Маку жизни.

– Совершенно исключено, – отрезал Джей.

Но Гордонсон невозмутимо продолжал:

– Оно станет не менее эффективным, чем выступление в суде вашей жены, но избавит семью от крайне неловкой ситуации, когда законная супруга дает показания против собственного мужа в ходе публичного судебного процесса. – В его глазах блеснули лукавые искры. – Вы же будете выглядеть человеком не только благородным, но и великодушным. Припомните, что Мак много лет на славу проработал забойщиком в шахте Джеймиссонов, и по этой причине семья желает для него снисхождения.

Сердце Лиззи исполнилось новой надежды. Прошение, исходящее от Джея, то есть офицера, непосредственно подавившего бунт, стало бы значительно более действенным, чем ее собственное.

Она легко читала сомнение и колебание в выражении лица Джея, который погрузился в задумчивость, взвешивая все за и против, оценивая возможные последствия каждого из вариантов. После долгой паузы он выдавил из себя:

– Наверное, мне все же придется пойти на это.

Но Лиззи не успела еще даже обрадоваться его решению, как вмешался сэр Джордж:

– Есть и другое условие, на котором, как я уверен, будет настаивать Джей.

У Лиззи возникло дурное предчувствие. Она заранее знала, что ей сейчас навяжут.

Сэр Джордж в упор посмотрел на нее.

– Ты должна забыть нагороженную тобой чепуху по поводу жизни порознь. Ты останешься истинной спутницей жизни моего сына, его женой во всех отношениях.

– Нет! – воскликнула она. – Он предал меня! Как я смогу теперь доверять ему? Я не согласна.

– Что ж, значит, Джей не вступится за Макэша, спасая его от виселицы.

Гордонсон счел нужным снова обратиться к Лиззи:

– Должен заметить, что прошение, исходящее от Джея, будет намного более эффективным вашего, поскольку он сам и является обвинителем.

Лиззи пришла в полное замешательство. Это было до крайности несправедливо принуждать ее делать выбор между жизнью Мака и своей собственной. Как она могла принять решение по столь сложному вопросу? Ее словно разрывали на части, тянули в противоположные стороны, причиняя невыносимую боль.

Все они сейчас пристально смотрели на нее: Джей, сэр Джордж, Гордонсон, ее мать и Йорк. Она знала, что должна уступить, но нечто, таившееся в глубине ее души, не позволяло принять их условие.

– Нет, – упрямо ответила она. – Я не променяю свою жизнь на жизнь Мака. Никакого торга здесь быть не может.

– Прошу вас, подумайте над этим как следует, – попросил Гордонсон.

Но затем неожиданно самый веский аргумент выдвинула матушка Лиззи:

– Тебе придется остаться его женой.

Лиззи вскинула на нее взгляд. Разумеется, ее мать неизменно старалась заставить дочь совершать поступки в соответствии с собственными понятиями о благовоспитанности. Но сейчас в глазах леди Хэллим стояли слезы.

– Почему? В чем причина?

Мать разрыдалась.

– Ты должна будешь продолжать быть верной супругой Джея, – повторила она.

– Но все-таки – почему?

– Потому что родишь от него ребенка.

Лиззи изумленно уставилась на нее.

– Что? О чем речь?

– Ты беременна, – пояснила мать.

– Откуда ты об этом знаешь?

Сквозь всхлипы матушка сказала:

– У тебя заметно округлилась талия, увеличилась грудь, а от пищи тебя часто тошнит. Ты замужем уже больше двух месяцев. И ничего необычного не происходит. Этого следовало ожидать.

– О мой бог!

Лиззи ощутила, что почва уходит у нее из-под ног, весь мир вокруг нее переворачивается. Ребенок! Возможно ли? Она мысленно вернулась назад и только теперь поняла, что у нее прекратились месячные почти сразу после свадьбы. Значит, так и есть. Ловушкой для нее стало собственное тело. Джей станет отцом младенца. А мать вовремя сообразила, что только это обстоятельство может заставить дочь передумать.

Лиззи посмотрела на мужа. На его лице она увидела странное выражение: смесь злости с мольбой.

– Почему ты мне лгал? – спросила она.

– Я не хотел, но был вынужден, – ответил Джей.

Она почувствовала глубокую горечь. Прежняя любовь уже никогда не вернется, понимала она отчетливо. Но этот человек останется ее мужем.

– Хорошо, – сказала она. – Я принимаю поставленное вами условие.

– Тогда можно считать, что мы сумели достигнуть договоренности, – удовлетворенно подвел итог Каспар Гордонсон.

Но вот только для Лиззи его слова прозвучали приговором к пожизненному заключению.

* * *

– Внимание! Внимание! Внимание! – выкрикнул судебный глашатай. – Королевский суд строжайшим образом приказывает, чтобы публика, принадлежащая ко всем общественным сословиям, хранила полное молчание под страхом суровой кары, пока будут оглашаться меры наказания для осужденных, большинство из которых подлежат повешению.