Честь чародея - Ян Сигел

В его горле что–то заклокотало. Возможно, это был смех, хотя больше он походил на отдаленный гром.

— Сколько бы люди ни отрицали меня, выдумывая новых богов, жадность и гордыня в конце концов всегда приводили их ко мне. Люди–это мое, они едят у меня с руки.

Ферн молчала, и ее дерзкое молчание воспринималось как вызов. Снаружи насмешливо выли ветра.

— Ты хочешь, чтобы я заложил свою сущность простому смертному? Я, Эзмордис, правитель этого мира и Подземного! Кого же ты возьмешь в свидетели при таком договоре?

— Всеобщие Силы, — ответила Ферн.

Буря за окном внезапно стихла. Облака рассеялись, оставив лишь легкую дымку, сквозь которую едва–едва пробивался свет звезд. И снаружи, и внутри было темно. Свет лампы стал совсем тусклым, и впервые Ферн смогла разглядеть его глаза, горевшие странным огнем. Его голос, казалось, звучал отовсюду и ниоткуда:

— Их не существует. А если даже они и есть, то их мало заботят дела земные и неземные.

Ферн ответила, глядя ему в глаза:

— Тогда подписывай и, ничего не боясь, нарушай договор.

Она почувствовала, как его ярость и враждебность навалились на нее: в ушах застучало, дышать стало трудно. Но он, хотя и с трудом, пока сдерживал свою ярость, а за враждебностью Ферн ясно ощущала его нерешительность и страх.

— Если я соглашусь, — сказал он наконец, и по этому его «если» Ферн поняла, что победила, — ты выпьешь эту свою воду здесь, сейчас? — Его огромная темная фигура съежилась, превратившись снова в Тень в костюме. Настольная лампа светила прямо на папку.

— Если ты согласишься, — сказала она, — тогда ты подпишешь, и я передам документ тому, кому доверяю. А в назначенное время я выпью воду, и наш договор будет скреплен печатью.

— И когда наступит это назначенное время?

У Ферн давно был готов ответ:

— В полночь накануне Рождества.

Какое–то время Эзмордис молчал, словно обдумывая, но Ферн знала, что он уже все решил. Наконец он сказал то, чего она так ждала, и напряжение стало понемногу отпускать ее. Мышцы сразу обмякли, колени начали трястись.

— Хорошо. Я принимаю твое предложение. Ты мне изрядно надоела, Моркадис, и таким образом я без хлопот избавлюсь от тебя. Я заключу с тобой сделку, заложив свою не–душу в обмен на то, кем ты была, кем ты являешься и кем могла бы стать.

Ферн раскрыла папку и вынула листок дорогой хрустящей кремовой бумаги, заполненный каллиграфическим почерком. Ее подпись уже стояла внизу, а под ней было оставлено место для его подписи. Он взял перо и щелкнул пальцами, чтобы появилась чернильница.

— Так не пойдет, — сказала Ферн. — Чтобы документ был действительным, он должен быть подписан кровью, или что там течет в твоих бессмертных жилах вместо нее.

— Здесь нет такого клинка, который мог бы поранить меня, чтобы выжать хоть каплю крови.

Ферн достала тот самый нож, которым Люк угрожал ей, и воткнула его в крышку стола. Она не так уж сильно и ударила, поскольку сил у нее почти не осталось, но клинок был таким острым, что его острие легко вошло в дерево. Какое–то время Эзмордис молча смотрел на него, потом выдернул его, закатал рукав на призрачной руке и быстро полоснул по ней ножом. Из пореза хлынула темная дымящаяся жидкость, закапав стол. Обмакнув в нее перо, он подписал: _Эзмордис,_ ибо именно на это имя был составлен договор и под этим именем его знала Ферн, Пока он писал, единственным звуком в мире был скрип его пера. Ферн ждала, что грянет гром, сверкнет молния, но ничто не нарушало тишины. Вокруг подписи бумага слегка обуглилась.

— Готово, — сказал он и толкнул договор через стол к ней, словно испытывая к нему отвращение. Но Ферн это не обмануло. — Береги его. Ни один смертный не заключал такой сделки со мной, и я еще могу передумать до Рождества, а уж тогда смотрите в оба — ты и твои близкие.

Ферн взяла договор и убрала его в красную папку.

— Не пытайся меня обмануть, — сказала она. — Хоть договор еще и не вступил в силу, но он подписан, и Всеобщие Силы тому свидетели. А ты хорошо знаешь, что бывает за предательство.

— Убирайся. Я покончил с тобой. Теперь ты просто никто — обыкновенная смертная, ставшая таковой по собственному желанию. Убирайся отсюда!

Ферн прошла к двери, и та мягко открылась перед ней. В глубине души она боялась, что уже никогда не выйдет за эту дверь. Потом она спускалась на эскалаторе, змеей обвивавшем стены Башни. Ее провожатый почтительно ждал внизу у лифта. Ферн спокойно прошла по мосту, словно он был широкий и с поручнями. Потом они стремительно спустились вниз. Пока она шла к выходу, проходила между стражниками и пересекала площадь, сердце ее отчаянно колотилось. Ей казалось, что все оборачиваются и смотрят на нее, но она старалась не обращать на это внимания. Под аркой и по проходу она уже почти бежала. И вот наконец она снова оказалась в Сити, настоящем Сити, с шумными толпами людей и праздничными огнями, ведь наступало Рождество. Всю дорогу домой она плакала. Плакала от грусти, от чувства потери и облегчения, от радости.

Наступил сочельник. Ферн встретила его вместе с Дэном Хантером, а позже отправилась обедать с Уиллом и Гэйнор. Веселые и разгоряченные, они пили пунш и вовсю распевали рождественские гимны, а вечером Ферн, счастливая и слегка взгрустнувшая, вернулась в свою квартиру. Она бы с удовольствием провела Рождество с Дэном, но этим вечером ей хотелось побыть одной. Ферн никак не объяснила ему свое желание, а он и не спрашивал и, хотя ему хотелось знать, в чем дело, не стал ссориться и выяснять отношения, лишь поцеловал ее и ушел, улыбаясь. Дэн очень бережно относился к Ферн и знал, что она хранит в своем сердце какую–то тайну, о которой никогда ему не расскажет. Ферн отдала красную папку Гэйнор (в конце концов, манускрипты — это ее специальность), подробно объяснив, что нужно сделать. И теперь сидела в гостиной, озаренной дрожащим светом свечи, и, попивая коньяк и мурлыча под нос песенки Синатры, ожидала удара часов, возвещающего о рождении Божественного младенца. До Рождества оставался час. У нее был целый час, чтобы все вспомнить и осмыслить, чтобы заново пережить те радостные и горькие моменты жизни, которые с первым ударом часов уже будут принадлежать Прошлому. Взгляд Ферн упал на лежащую рядом газету. В ней сообщалось, что дело Каспара Валгрима будет рассматриваться в суде в следующем году. Валгрим нанял орду самых дорогих адвокатов, да к тому же его контакты с высокопоставленными особами не оставляли сомнений в том, что большой срок ему не грозит. Дана Валгрим уехала в Австралию, и развеселая пляжная жизнь, со всем ее красочным разнообразием, поглотила ее полностью. Следов Люка так и не нашли. «Скоро все кончится, — думала Ферн, мечтательно прикрыв глаза. — Призраки и духи отступят во тьму, а я буду наслаждаться жизнью, озаренной светом, пусть даже это будет всего лишь искусственный свет». Она вспомнила закутанного в синюю накидку Бога, сидящего на траве, и мысленно понадеялась, что Он не будет потерян для нее. Он казался таким любезным и радушным, и Ферн хотелось узнать Его получше. Возможно, когда наступит ее черед пройти сквозь Врата, Он откроет заветную дверцу, и Ферн снова очутится в Атлантиде, и там ее будет ждать Единорог. Она не могла знать этого наверняка: о намерениях Бога вообще невозможно знать, но в ее душе крепла вера в Него, и за эту веру она держалась изо вех сил, ведь скоро у нее останется лишь это зыбкое чувство. Все уйдет — страх, страдания, темная любовь, останется только вера.