Жанна Ланвен - Жером Пикон

14 декабря филиал получил по крайней мере два письма из Парижа, одно с отчетом о доставке разным клиентам – напоминание о неурегулированных счетах, относящихся к покупкам, совершенным в Каннах, а другое, в котором чувствуется нотка нетерпения, касалось одной сотрудницы, чей отъезд из филиала не был согласован с Парижем: «Алин Заппа.

Эта сотрудница больше не упоминается в ваших ежемесячных отчетах. Она покинула филиал? В этом случае мы выражаем крайнее удивление по поводу того, что не получали от вас уведомления об этом. Мы уже множество раз рекомендовали вам держать нас в курсе любых кадровых изменений».

В такой же жесткой манере написано и письмо, пришедшее на следующий день, где речь шла о «книгах продаж», их следовало завершить 15 декабря включительно и немедленно отослать.

В письме от 16-го числа в Париж пришли плохие новости о шляпке «Розочка» для мадам Харамберри: «У поставщика остался только отрез 0,70 белого бархата, но ткань запачкана и совершенно непригодна. Посылаем вам образец другого бархата на замену. Пожалуйста, телеграфируйте, можем ли мы его использовать».

17-го из Парижа послали указания о тех некоторых деталях, которые должны фигурировать в описании коллекций: модель берета должна быть перенесена из отдела Couture в отдел Sport; сведения о некой мадам или мадемуазель Клаффорд: «Пожалуйста, отметьте, что эта клиентка теперь стала называться Маркиза дель Сера Фиаски – Шато де Бове Люнь (Андр-э-Луар)». Существование местного досье не отменяло контроля дирекции. В первую очередь это касалось тех услуг и льгот, которые предоставлялись в отдельных случаях лично некоторым клиенткам, например более гибкие правила оплаты. Этот принцип генеральная дирекция неукоснительно соблюдала, никогда не пропуская случая напомнить филиалам, что они выходят за границы дозволенной суммы. Терпение управляющих магазином на бульваре Круазетт по отношению к «миссис Милн» стало причиной сдержанного выговора: «Мы пополнили запас коричневого шелка и вышлем вам партию сегодня же, если будет возможно. Однако хотели бы заметить, что реальный кредит, предоставленный вами этой клиентке, во много раз превышает указанную сумму. Если она не выплатит бульшую часть своего долга, дальнейшая работа с ней будет невозможна. Вопрос с миссис Милн следует разрешить с максимальной деликатностью, вам придется прибегнуть к любым дипломатическим ухищрениям, чтобы донести до нее тот факт, что мы не сможем принять новые заказы, если она не оплатит счет. При этом само собой разумеется, что мы крайне дорожим ее вниманием».

Из того же письма от 20 декабря становится ясно, что автономия филиалов в том, что касается отпусков, выходных дней и дней открытия, была гораздо больше, правда, с учетом пристального внимания к работе конкурентов: «Просим вас принять во внимание, что Главный дом не будет работать в ближайшие субботу, воскресенье и понедельник. Что касается филиала, то вам нужно соотнести с графиком работы других домов моделей». Ответственные сотрудники филиала отправляли краткий отчет о коммерческой деятельности в Каннах в начале зимы, сравнивая положение дел с зимой 1931 года. Успехи Дома росли, при этом в отчете упоминалось, что «большие отели пользуются меньшим спросом, число постояльцев невелико. Лелонг, Пату, Ворт уже открыты; Шанель, Луиз Буланже – еще нет; Молине откроется 3 января.

Макс Фурюр закрыл филиал в Каннах и в его помещениях, а также в тех, где размещался раньше Пуаре, теперь открылся филиал “Галери Лафайетт” – “Галери Круазетт”.

20 декабря «наконец» была закончена модель манто для мадам Кочран. Прошла всего неделя с тех пор, как выкройка была изменена из-за переделки рукавов. Работа началась в Каннах, но потом манто переслали на доработку в Париж: «Мы получили манто “Фарман”, которое закончим, следуя вашим указаниям. Оно вернется к вам в следующий четверг».

Расширение компании…

Такой интенсивный обмен корреспонденцией с филиалами показывает, что их работа была очень важна, несмотря на то, что весь мир знал, в основном, о магазине в Париже. Жанна, без сомнения, даже не допускала мысли, чтобы пренебречь любым модным местом, где можно было заработать. С 1926 года кутюрье открыла дополнительный магазин в Ле-Туке-Пари-Плаж, многообещающем месте на северном побережье. В течение всего одного года, с 1928-го по 1929-й, количество моделей, представленных в Па-де-Кале, выросло, согласно архивным альбомам, с 40 до 170. Причем значительная часть заказов не была связана с местной светской жизнью, которая, судя по светскому ежегодному изданию Боттан, была довольно интенсивна: «бесконечные развлечения для детей» и другие «прекрасные экскурсии на электрические маяки, в Трепье, в Кюк, Мерлимон, Берг, Сен-Жосс и т. д.»[509]. Как и Биарриц, Ле-Туке был местом, привлекавшим огромное количество туристов, они проводили там от нескольких часов до нескольких дней и были самыми активными клиентами.

Одновременно с открытием филиала в Ле-Туке множились презентации за границей. Сразу после войны турне по Южной Америке пользовались огромным успехом. К традиционным поездкам прибавилась Швеция и участие в апрельской Всемирной выставке в Милане, оба эти события зафиксированы в архивном альбоме за 1927 год[510]. В тот же год для Дома Ланвен открылось еще одно направление – Северная Африка.

Коллекция, представленная во время одного алжирского турне, хорошо подходила к местным условиям жизни: пять моделей из нее, короткие и легкие, были к тому же сшиты из белых и бежевых тканей[511]. Основная клиентура – жены переселенцев – не очень широкий рынок, но и тут, без сомнения, все четко контролировалось из Парижа, а именно самой Хозяйкой.

Мадам у себя в кабинете

Салоны на улице Фобур, 22, и их продолжение в виде дефиле, иностранных турне и филиалов служили для распространения стиля Ланвен в мире, а мозговым центром Дома Ланвен был кабинет Мадам. Шли годы, но Жанна все так же строго регулировала доступ туда. На двери висела табличка: «Мадам / Вход ограничен / Обращаться в кабинет напротив»[512]. Только самые доверенные лица и коллеги могли нарушить этот приказ: например, надежная мадемуазель Рене, естественно, Лабюскьер, близкие родственники и вдохновители – Мари-Бланш, Ивонна Прентам… Жанна покидала кабинет все реже. Клиенток, к которым она могла спуститься в салон для показов, было очень мало. Скрываясь таким образом, Жанна откровенно показывала, что доверяет своим сотрудникам, оставляя многое на их ответственность, уверена в работе своих ателье. При этом внутренний контроль был таким бдительным, что никакие кризисы не могли его ослабить, никакие успехи не могли его усыпить. Незаметная Хозяйка видела все.