Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735) - Игорь Курукин

Как только Измаил-бек подписал договор об уступке России прикаспийских провинций, военачальникам были даны подтвердительные указы о немедленном сборе налогов в царскую казну. Правителю Гиляна Левашову указ предписывал «приняться за доходы» и взимать их, «как доброму и верному человеку надлежит», а особенно изыскивать то, что «по карманам шло». Ему надлежало объявить жителям, чтобы они «подати и доходы попрежнему сбирали» и все сполна и без утайки ему отдавали. Матюшкину надлежало приступить к взиманию пошлин в Баку, а Юнгеру — начать «збирать пошлины со всяких товаров» в Дербенте.

Поначалу успехи были весьма скромными: в июне 1725 года М.А. Матюшкин доложил из Баку о доходе в 3969 рублей 39 копеек при расходах в 6500 рублей, а в августе В.Я. Левашов поставил Петербург в известность о поступлении 1840 рублей и 369 связок шелка.

После того как армии удалось сбить волну партизанских выступлений, дела пошли лучше, тем более что Левашов смог организовать сбор податей при участии сотни местных сборщиков-«хожалых», которые не только обходили деревни, но и ловили «бунтовщиков»; инициатива генерала была «апробована» в Петербурге. В начале 1726 года Матюшкин рапортовал, что, несмотря на «бунты», ему удалось собрать в прошлом году 43 607 рублей- 24 058 в Баку (почти треть этой суммы составили «опальных пожитки») и 19 039 в Гиляне; но 20 994 рубля пришлось потратить на месте на неотложные нужды.

На 1 ноября 1726 года у Левашова имелось в сборе 82 876 рублей «персицкой манеты», однако В.В. Долгоруков опять-таки должен был разрешить расходовать эти средства на покупку лекарств, вина и выплату военным задержанного жалованья. Новый командующий в 1726 и 1727 годах собрал в виде пошлин и податей уже приличную сумму в 290 637 рублей и семь пудов серебра.

Серебро, а также 165 821 рубль «персицкой монетой» он привез с собой в Москву в 1728 году — остальное было истрачено на месте Низовым корпусом. Но и доставленные в Россию средства не пошли в бюджет: деньги были перечеканены на Монетном дворе, и полученные 187 729 рублей также отправлены обратно в Иран на содержание войск. При этом князь уверял, что в следующем году в казну поступит не менее 100 тысяч рублей из новых провинций. (Общую сумму сборов с 1723 года и «в бытность мою» князь оценивал на 1 января 1728 года в 507 044 рубля, что разнится с приведенными ниже подсчетами Левашова за тот же период более чем на 100 тысяч рублей.) Но в следующем году командующий в докладной записке на имя Верховного тайного совета был уже менее оптимистичен: «Сколько времени прошло с начала вступления наших войск в Персию без всякой прибыли. И впредь не видим, чтоб могли убытки свои возвратить. Сколько денег, провианту, амуниции, адмиралтейство в Астрахани содержим, с начала вступления наших, сколько рекрут и солдат употреблено… без плода, а конца не видим и по человеческому рассуждению трудно конца ожидать — между такими азиатскими народами мы вмешались. Разве Всевышний силой своей божественной паче чаяния человеческого может… согласие или мир между басурманы сделает».

В целом военным властям худо или бедно удалось наладить сбор податей, хотя и не сразу. В 1729 году Левашов в Гиляне и Астаре собрал 192 033 рубля в российской и персидской монете. Последняя была выше качеством, и правительство поначалу предпочитало получать подати именно ею. «Персидскую монету» привозили для перечеканки в Россию, как это сделал в 1728 году В.В. Долгоруков; в 1731-м генерал-майор Т. Венедиер привез с собой в Москву из Ирана еще 7473 рубля. Есть упоминания о попытке организовать чеканку местных монет из серебряной руды, но сырье пришлось везти контрабандой из турецких владений, и это начинание заглохло.

Еще в 1729 году Долгоруков доказал, что налоги имеет смысл брать также и российскими деньгами, чтобы избежать «в басурманах возмущения»; к тому же в Иране при отсутствии твердой власти не было и нормальной чеканки, а «из дальних мест купечества не имеется». Генерал докладывал в Сенат о пресечении попыток вывоза из подконтрольных ему владений серебряной монеты путем обмена ее на персидские медные деньги — «казбики». В 1727 году глашатаи объявляли на базарах его указ: «Буде в провинции под высокою ее императорского величества державою состоящие хто медные денги, а из правинцей серебреные денги повезет, и за то те люди жестоко наказаны будут». Медные же «казбики» командующий не запрещал, но повелел их «вполы обдешевить» (то есть приравнять не к копейке, как прежде, а к половине копейки) и переклеймить ходячую монету «под росийской герб» — только такие деньги разрешались к обращению. Казна получила от перечеканки поступивших от населения монет общим номиналом в 30 тысяч рублей доход в три тысячи, но насколько эффективной была эта реформа, неизвестно.

В январе 1730 года Левашов начал перепись податного населения. В изданном по этому поводу «всенародном объявлении» указывалось, что она проводится по просьбе «почтенных арбабов» для справедливого распределения тягот после всех прошедших потрясений — военных действий, наводнений, смерти многих налогоплательщиков. В Реште была образована комиссия из шести купцов — представителей трех городских «слобод»; в «уездах» же перепись проводили по махаллям избранные для этого в каждой из них шесть человек. Этим «описателям» предстояло учесть «обывателей», пашни, «шелковые сады и заводы» и прочие «податные жеребьи» и определить размер податей с них по «прежним окладам». Жители должны были предоставлять переписчикам «корм и фураж без излишества», а те — воздерживаться от попустительств налогоплательщикам и злоупотреблений: «Взятки и подарки отрешены и отрешаютца».

Как именно проходила перепись, подводились и проверялись ее результаты, неизвестно; подобных данных среди сохранившихся документов нами не обнаружено. Не вполне понятно и то, насколько успешно российские офицеры и подьячие усваивали местные налоговые премудрости, ведь только на территории Ширвана действовали десятки различных податей и сборов. Однако определенный результат перепись принесла, судя по увеличению налоговых поступлений. Согласно имевшимся в Коллегии иностранных дел подсчетам, за 1724-1728 годы Левашов в Гиляни и Астаре собрал 192 033 рубля при им же оцененной недоимке в 669 643 рубля. Но сборы 1729 года принесли уже 202 931 рубль; в следующем году там же было получено 216 795 рублей, а общий доход казны с начала российского присутствия составил, как указывает приходно-расходная книга командующего за 1730 год, 457 530 рублей. В июне 1730-го Левашов отправил в Россию 100 тысяч рублей персидской монетой в тринадцати ящиках.

Но эти несомненные успехи все же не соответствовали финансовым расчетам Петра I и его преемников. Приведенные в генеральских отчетах цифры были на порядок меньше ожидаемых; вспомним, что Волынский обещал Петру «доходов государственных, пошлин и откупных» по три миллиона рублей в год, а индиец Баниан — два миллиона 400 тысяч. А с 1732 года доходы еще уменьшились в связи с уходом российской армии из Гиляна по Рештскому договору с шахом.

По мнению Коллегии иностранных дел, общая сумма податей и пошлин с новых провинций составила к 1732 году 1 703 021 рубль. По данным самого Левашова, докладывавшего в марте 1733-го обо всех полученных доходах и произведенных расходах во вверенных ему владениях, они составили несколько большую сумму: