Третий уровень - Джек Финней

– Как же они не падают?..

Я принялся объяснять ей что-то про стальные каркасы, но примолк, не докончив фразы. Она меня не слушала, она не слышала ни слова. Она смотрела и смотрела – и вдруг, просияв, схватила меня за руку.

– Новый мост!.. – воскликнула она и показала на Бруклинский мост над Ист-Ривер.

Навстречу нам в открытое море направлялся торговый корабль; казалось, он не приближается, а просто увеличивается в размерах. Когда наконец он прошел совсем близко от нас и его стальной борт навис над нами бесконечной громадой, Джулия прильнула ко мне, испуганно жмурясь и шепча:

– Оно не опрокинется? Не перевернется?..

Я заверил ее, что это совершенно исключено, но вместе с нею смерил взглядом гигантский черный утес, глухо урчащий винтами, и без труда догадался, каково ей. Ведь даже мне самому представлялось невероятным, что такое чудовище может держаться на плаву. Интересно, что сказала бы Джулия, если бы мимо нас проплыл, к примеру, новый лайнер «Куин Элизабет»?..

Но тут в сером небе над нами появился самолет, обыкновенный четырехмоторный винтовой самолет, и не слишком высоко – не более трех тысяч метров. Я обрадовался возможности показать нечто, воистину способное выступить в роли символа века.

– Смотрите, Джулия! – Она и сама услышала гул мотора, но не могла понять, откуда он идет, пока я не ткнул пальцем вверх. – Это называется самолет. Или, иначе, аэроплан…

Я ожидал – боюсь, не без оттенка самодовольства – увидеть, как она потрясена. Однако Джулия секунд десять следила за самолетом, следила с любопытством, но без особого удивления, и кивнула:

– Я читала про аэро-планы у Жюля Верна. Конечно, вы их уже построили. Я хотела бы, пожалуй, прокатиться на аэро-плане. Их много?..

И она опять повернулась к тому, что действительно потрясло ее: к испещренным окнами скалам Манхэттена.

– Порядочно, – ответил я, рассмеявшись про себя: так мне и надо.

Сойдя с катера, мы пересекли маленький парк Бэттери и очутились на улице – и Джулия внезапно застыла, прижав руку к груди. Сперва мне подумалось, что она ошеломлена близостью домов-башен, видом узкой улицы, забитой пешеходами и машинами, ревом уличного движения, к которому добавлялся еще и оглушающий стрекот отбойных молотков. Но нет, Джулию околдовали вовсе не здания и не машины, а люди, обыкновенные люди, спешащие мимо. Пристально всмотревшись, я понял, что поразила ее не одежда, – я вспомнил трепетное чувство, охватившее меня при первом столкновении с живыми, из плоти и крови, людьми 1882 года, и мне померещилось, что на лице Джулии я вижу такое же до головокружения острое изумление. На острове, у подножия статуи Свободы, она была еще слишком занята собственными переживаниями, и пассажиры с катера показались ей, скорее всего, ненастоящими. А теперь она, как я некогда, заметила людей вокруг себя – а они не замечали ее, они бежали по своим делам, переговаривались между собой, живые люди, отделенные от ее эпохи без малого целым столетием… Она опять побледнела, слова замерли у нее на губах: ей было страшно.

Мы прошли короткий квартал вверх по Бродвею.

– Вы знаете, где мы сейчас находимся? – спросил я.

Вопрос смутил ее, будто речь шла о каком-то городе за границей, где она в жизни не бывала. Она старалась догадаться, вертела головой туда и сюда, потом обернулась ко мне, все еще не оправившись от испуга, но уже улыбаясь:

– Нет, не знаю.

– В начале Бродвея.

– Быть не может! – вырвалось у нее. Она посмотрела еще раз в одну сторону, в другую, и улыбка исчезла с ее губ. – Но, Сай, тут же нет ничего знакомого. Ничего, к чему я…

– Погодите, – прервал я, взял ее под руку и провел еще два квартала. И вдруг Джулия сама замедлила шаги, в изумлении поднесла руку ко рту, уставившись на противоположную сторону улицы. Еще пятьдесят метров, и мы остановились у края тротуара, лицом к малюсенькой церкви Троицы, почти затерявшейся на дне ущелья из стекла и бетона. Джулия медленно запрокинула голову, поднимая взгляд все выше, выше, к вершинам башен, которые попросту задавили здание, когда-то самое высокое на всем Манхэттене – Манхэттене, каким она его знала.

– Мне не нравится, Сай! – наконец сказала она. – Не нравится видеть Троицу такой… такой убогой. – Она бросила еще один взгляд на далекое небо над крышами домов-гигантов. Когда она опять обернулась ко мне, на губах у нее вновь играла улыбка. – Но я хотела бы подняться на самый верх какого-нибудь из этих зданий. – Зажмурившись на мгновение, она притворилась, что замирает от высоты. – По крайней мере, Бродвей все такой же шумный… Чудно-то как, нигде ни одной лошади… – И только тут она заметила очевидное. – Сай, что это? Все почему-то едут в одну сторону!..

На углу мы сели в такси, и, пока ехали на восток к Нассау-стрит, я попытался объяснить ей принцип одностороннего движения. Джулия с любопытством осматривалась в машине, а я, понизив голос, чтобы шофер не расслышал, сказал:

– Вот это и есть автомобиль.

– Знаю! – Джулия тоже понизила голос. – Я вспомнила рисунок, который вы мне показали. Я их сразу узнала, как только увидела. Мне нравятся авто-мобили. – Она пощупала сиденье. – Как здорово! Интересно, что сказала бы тетя Ада… Ой, смотрите! – Палец ее уперся в заднее стекло: она заметила следующую за нами красную малолитражку. – Какая прелесть! И правит, смотрите, правит женщина! Я тоже хочу такую!.. – Такси затормозило перед светофором на Нассау-стрит; как раз погас зеленый и зажегся красный свет, и Джулия сразу догадалась, в чем дело. – Остроумно! Не понимаю, почему же мы до этого не додумались…

На углу Нассау-стрит и Парк-роу мы ненадолго сошли – я попросил такси подождать у тротуара.

– Вон там, Джулия, раньше стоял отель «Астор». – Я показал вдоль Парк-роу в сторону Бродвея. – А там почтамт.

Джулия послушно смотрела, куда я показывал, и кивала в подтверждение, что слышит меня; однако в тот момент, по-моему, она еще не была в состоянии отождествить увиденное с «Астором» или почтамтом. Потом послышался радостный возглас – она заметила ратушу и здание городского суда, ничуть не изменившиеся с тех пор, как мы их в последний раз видели, и поняла, что парк на той стороне улицы – это парк ратуши. Парк, насколько я мог судить, тоже ничуть не изменился; если и произошли какие-нибудь мелкие перемены, – наверно произошли, – они ускользали от нашего внимания. Джулия, не в силах отвести взгляд от той стороны, улыбалась неподдельно, но, пожалуй, неуверенно; на короткий миг в глазах у нее блеснули слезы.

– Как я рада, Сай, – сказала она тихо, – что парк не изменился. Какое счастье видеть его…

Теперь она наконец сориентировалась – и вдруг до нее дошло, куда мы приехали, и она вскинула на меня глаза. Я кивком подтвердил ее догадку, жестом показал, чтобы такси следовало за нами, и мы двинулись до Парк-роу вдоль стены бывшего здания «Таймс»: оно дожило до наших дней, хоть и значительно перестроенное. А что же соседнее, сгоревшее на наших глазах дотла? На месте здания «Всего мира» высился дом, такой же невзрачный и такой же старый, удивительно похожий на своего предшественника; судя по всему, его и построили сразу же после пожара.