На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

Все переворачивалось с головы на ноги, начиналась совершенно запредельная фантасмагория a la Владимир Сорокин.

Тюремный сон разума с легкостью и песнями продолжал порождать чудовищ…

Каждую субботу, ровно в 8 утра, бледнолицый русско-еврейский американец Лева Трахтенберг загадочным образом превращался в краснокожего индейца племени сиу.

Я пел странные песни, курил настоящую трубку мира, стучал в барабаны и сидел в вигваме.

У меня не поехала крыша – федеральный з/к № 24972-050 всего-навсего записался в группу «Native Americans»[292] при тюремной церкви.

Часовня-капелла занимала второй этаж стандартного трехэтажного барака, построенного из темно-красного «военного» кирпича. О куполах, колоннах, башенках, колокольнях, статуях и прочих религиозно-архитектурных излишествах речь и не шла. Все было по-тюремному аскетично и решено в традициях минимализма и схимничества.

Часть церковных помещений «Служба капелланов» Форта-Фикс по-нищенски делила с таким же убогим «Отделом психологии». Последний аннексировал уютное крыло у церковного этажа во время кампании по искоренению у арестантов депрессии и последствий алкоголизма и наркомании. Результаты вынужденного религиозно-психологического соседства проявились весьма неожиданным образом: в комнате буддистов и кришнаитов три раза в неделю собирались «АА» – анонимные алкоголики, в католическом зале квартировали «NA» – анонимные наркоманы, а в протестантском помещении занимались «успокоительные» секции ситха-йоги и стресс-контроля.

Еврейские владения предусмотрительно не трогали, видимо, опасаясь за кошерность «неправильных» собраний. К тому же образованные иудеи чуть что – строчили жалобы влиятельным вольным раввинам и вашингтонским лоббистам «еврейской мафии».

Тюремная церковь подвергалась «психологической» агрессии не только на своем собственном втором этаже. Снизу на нее давила «больничка» – медсанчасть «Health Service»[293], а сверху – почтовый отдел «Mail Room»[294] и отделение телекоммуникации. В особых случаях зэков не возили в суд или на допрос в ФБР – их принимали на третьем этаже «церковного» барака для прямого эфира через спутники и Интернет.

Там же как у Христа за пазухой свил гнездо начальник спецчасти – «Special Investigation Service».

Как и положено спецслужбам, свет на секретном объекте горел всю ночь. Контролировать мозги и поступки 5000 зэков было дело трудоемким, требующим людских и материальных ресурсов.

…В первый раз церковный подъезд встретил меня запахом пахучих буддийских палочек и мусульманских масел, чистейшим линолеумом и гигантским плакатом. На синем фоне улыбался ярко-желтый «смайлик». Его размер раза в три превышал человеческую голову, а левый глаз задорно подмигивал входящим зэкам. Внизу самодельного транспаранта кто-то вывел человеколюбивый лозунг: «Улыбнись! С нами Бог!»

Этот простой призыв шел вразрез с человеконенавистнической политикой Федерального бюро по тюрьмам. Библейское «возлюби ближнего своего» и жестокая тюремная реальность были понятиями-оксюморонами.

Поэтому улыбаться не хотелось.

…Со второго этажа билдинга раздавалась громкая латиноамериканская музыка. Я слышал многоголосное пение, звуки электрогитары и горячую барабанную дробь. Совершенно непонятным образом уроженец центрально-черноземного региона Средне-Русской возвышенности Восточно-Европейской равнины Лева Трахтенберг любил латиноамериканскую музыку. С советских времен меня возбуждали румбы-самбы и сальсы с меренгами. В Америке эта любовь только окрепла – в моей машине одна из радиостанций всегда ловила «мьюзика романтика»[295], а время от времени я тусовался в нью-йоркских «латинских» клубах.

Неудивительно, что заколдованный этими звуками я с таким энтузиазмом зашагал по новому для меня церковному коридору.

Открыв тугую дверь, я попал на абсолютно невероятный тюремный концерт. Смуглые зрители восседали на черных пластмассовых стульях, а на небольшой сцене азартно наяривал латиноамериканский ВИА.

Я примостился в уголке и огляделся.

Как минимум сто пятьдесят латиноамериканцев активно подпевали церковной рок-группе. Многие зэки стояли и размахивали над собой руками, а некоторые из них даже пританцовывали. Подобной религиозной фривольности ранее мне видеть не приходилось.

Единственным отрезвляющим моментом служил вид улыбающегося протестантского священника в блестящей серой робе и слово «Dios»[296], повторяющееся раз в минуту. Для доступности и лучшего восприятия народными массами религиозные гимны пелись на знакомые эстрадные и народные мелодии Латинской Америки. Такой нестандартный и веселенький подход к вере мне весьма импонировал.

Уже через минуту рядом со мной сидел седовласый и низкорослый доброволец-активист по имени Хуан и нашептывал на ухо перевод службы.

– А сейчас поприветствуем новых братьев, пришедших в нашу церковь впервые! Пожалуйста, братья, встаньте и представьтесь, – объявил на двух языках южноамериканский священник.

В зале поднялись четыре человека, включая и меня, абсолютно не понимающие испанский язык.

– Хосе, Гиереро, Микеле, – по очереди объявляли себя новые прихожане. Дальше шел номер отряда и город «исхода».

– Лев, отряд 3638, я из Нью-Йорка, но изначально из России, – скромно по-английски представился любитель румбы.

На меня одновременно посмотрели сто пятьдесят латиноамериканских прихожан. В тот момент мне очень хотелось исчезнуть или по крайне мере объяснить, что я чужой на этом празднике жизни.

Тем не менее падре принял меня за своего, ласково улыбнулся фальшивой улыбкой и торжественно сказал:

– Рады видеть тебя на нашей службе! Братья, примите его в свои ряды с любовью!

Раздались громкие аплодисменты.

Оркестр (две гитары, барабан и электропианино) заиграл бравурную карибскую кадриль. Мелодию подхватил церковный хор, не покидавший «алтарь» в течение всей службы.

Восемь одетых в хаки арестантов пританцовывали на месте, слегка покручивая пятыми точками. Я опять услышал знакомые слова: «диос» – бог, «хермано» – брат и международное «Хесус Кристо»…

Такого неожиданно горячего приема в тюремной церкви латиноамериканских протестантов я не ожидал никак. В тот же вечер друзья с воли услышали мой взволнованный телефонный рассказ о «празднике Святого Йоргена» в Форте-Фикс.