Хранительница его сокровищ - Салма Кальк

Лизавета подумала и согласилась — да, у неё тоже никогда не было ничего подобного. Только падать в этом платье нельзя — вышивка угробится. И наступать на подол тоже нельзя — ткань нежная, можно порвать. И смотреть, чтобы никто другой тоже не наступал. Целое искусство, чтоб им! Как они тут выживают-то со всем этим?

Впрочем, Лизавета уже видела, как — нормально они выживают. Привыкли.

Но тут вдруг вернулась Тилечка.

Тилечка вернулась, да не одна, а с мальчишками. Вот ведь, хоть бы предупредила, а то тут вокруг тот самый первозданный хаос. Лизавета сделала вид, что косметика на столе и одежда на кровати — это нормально, и улыбнулась вошедшим, очень уж у них был торжественный вид.

Говорить начал Антонио. Необыкновенно серьёзно.

— Госпожа Элизабетта, у нас принято в эту ночь дарить хорошим людям подарки. Вы дарите нам прекрасное каждый день, хотя вроде у вас нет к тому никакого особого повода. И мы тоже придумали для вас подарок. Понимаете, сегодняшняя ночь — она особенная. Силы Тьмы ходят по улицам так же, как обычные люди, и никогда не знаешь, кто заговорит с тобой, знакомый человек или тварь из тёмного воинства. Беззащитному — смерть, а вы беззащитны. Вы родились далеко, у вас другие традиции, вам не дали нужной защиты при рождении, значит — нужно сделать это сейчас. Возьмите и наденьте, хорошо?

Он протянул ей миниатюрный золотой диск на тонкой цепочке, такой носила Тилечка, да и не только Тилечка. Вообще здесь все носили на шее кучу всего разом, даже купаться ходили с этим всем. И такие золотые диски действительно встречались чаще другого.

У Лизаветы перехватило горло. Вот, значит, как. Нужна защита. Она беспрекословно надела то, что дали, и обняла их всех разом. И чуть было сама не разревелась, хотя вроде не Тилечка. Как-то это оказалось… неожиданно.

Когда она отдышалась, то оказалось, что ещё один адресат приготовленного ею подарка тоже тут как тут. Снова одет, как принц — ну они все сегодня такие. Стоит на пороге, смотрит и изумляется.

— Госпожа моя, рад приветствовать вас, — и церемонно целует руку. — Я слышал, в далёких землях, где никогда не заходит солнце, живут несравненные красавицы. Руки их теплы, глаза — что небесные светила, а сердца открыты. Сдаётся мне, вы — одна из них, — и смотрит, смотрит, не отрывает взгляда.

Ну вот ещё, ерунда какая. Ей что, как Тилечке, комплиментов не говорили и подарков не дарили? Ей что, шестнадцать лет?

— Солнце никогда не заходит за полярным кругом, там вечная мерзлота и холодно, и там живут белые медведи, жирные тюлени и страшный зверь полный песец, — пробурчала она, чтобы ну хоть что-то сказать.

— А вы там были? — усмехнулся он.

— Нет, только слышала.

— Вот и я только слышал. И мне больше нравится вариант с явившейся к нам красавицей.

— А вдруг она дома ходит в облике белого медведя? — вкрадчиво произнёс кто-то из мальчишек, кажется — Альдо или Серафино.

— О нет, полного песца, — рассмеялась Лизавета.

А Сокол погрозил мальчишкам кулаком. Они мгновенно испарились, но он задержал Тилечку.

— Госпожа Аттилия, я, как приличный человек, начинаю ночь с подарков. Вот эта вещь — для вас, — жестом фокусника он извлёк из поясной сумки нечто и протянул ей.

Обе — и одариваемая Тилечка, и случившаяся рядом Лизавета — вытянули шеи, чтобы рассмотреть. На ладони Сокола лежала филигранная брошь очень тонкой работы, очевидно золотая, круглой формы. В центре её был укреплён крупный, с ноготь лизаветиного большого пальца, прозрачный голубой камень. Он был не огранён, а отполирован. Рисунок золотого кружева изображал венок из веточек с листьями, цветами и плодами. В чашечках цветков были укреплены крохотные жемчужинки, а плоды обозначались отполированными тёмно-красными камнями.

— Ничего себе, — выдохнула Тилечка.

— Берите, берите, — усмехнулся он. — И используйте. Помнится, был какой-то разговор о недостатке брошей у одной девицы.

Тилечка осторожно взяла брошь, осмотрела её со всех сторон. Спросила:

— Там… какая-то магия?

— Верно, — кивнул он. — Сможешь понять, как активировать?

— Не знаю, — Тилечка принялась ощупывать брошь кончиками пальцев. — Ой, вот. Наверное. Но я не вижу, что оно делает, — показала на ничем на Лизаветин взгляд не примечательную деталь узора.

— Правильно, здесь нужно нажать. А вот теперь вторая часть, без неё смысл понять невозможно. Для вас, госпожа моя.

Он жестом фокусника протянул Лизавете такую же брошь, только с зелёным камнем — прекрасного насыщенного цвета. Лизавета взяла, неуверенно оглядела.

— Я-то не маг, мне зачем?

— Для красоты, вестимо. И для пользы, — усмехнулся он. — Нажмите, не важно, кто из вас это сделает.

Тилечка тронула свою брошь.

— Ничего не понимаю, — произнесла она, и её голос, громко прозвучавший в тишине комнаты, продублировался в Лизаветиной броши.

Тилечка аж подпрыгнула.

— Ничего себе, — покачала головой Лизавета. — Средство связи на расстоянии?

— Именно, госпожа моя. И скажу я вам, расстояние значения не имеет.

— А так бывает? — усомнилась Лизавета.

Даже наисовременнейшая ей сотовая связь не работала в определённых местах. И здесь, к слову, тоже.

— Бывает. Это очень хороший старый артефакт. Так что, госпожа Аттилия, если вдруг что — вы сможете не только швыряться молниями сами, но и позвать на помощь кого-нибудь ещё. Делать это в хорошей компании сподручнее.

— Спасибо, — прошептала Тилечка. — А у меня ничего нет. Это про госпожу Элизабетту мы придумали. Можно, я вас хотя бы поцелую?

— Тилечка, о таком не спрашивают. Если считаешь нужным — подходи и целуй, разберёшься потом, — тепло улыбнулся он.

Она рассмеялась, подошла, поднялась на цыпочки и поцеловала его в обе щеки. Он галантно склонился к её руке, но она выдернула из его ладони свои пальцы и убежала — только её и видели.

— Учите девочку плохому? — усмехнулась Лизавета.

— Кто ж ещё её научит-то, скажите? Вы ей в этом не советчик, а толкового родителя у неё нет, и не было никогда, как я понимаю. И наш друг Астальдо на эту роль не годится совершенно. Например, вы знаете, что она вчера в тёмном коридоре залепила Раньеро молнией в ухо? — о нет, он не сердился, он смеялся.

- Нет, — изумилась Лизавета. — Он не отстаёт от неё?

— Уже отстал. Мы поговорили, и он отстал. Нет, она ему не слишком-то и была нужна, так, просто. Тилечкой сложно не восхититься. Я посоветовал ему не ждать её в тёмных коридорах, а выставлять себя в наилучшем свете и на свету, простите за неудачное выражение. Но всё это сейчас не имеет никакого значения. Потому что мы отвлеклись.