Похищение Муссолини - Богдан Сушинский

В офицерском отеле возле аэродрома в Рангсдорфе Штубера встретил дежурный офицер и сразу же направил в небольшой, отделенный от общего, банкетный зал, где уже находились двенадцать офицеров, в основном эсэсовцев, и один человек в штатском, но тоже с заметной офицерской выправкой. Двоих из них — Хетля и Ланцирга — он знал. Когда-то в составе диверсионной группы их вместе забрасывали в партизанский район в горах Боснии.

Встретили они Штубера объятиями, хотя и не забыли представиться под своими давнишними кличками: Корсар (Хетль начинал карьеру морским офицером и в диверсионный отряд попал, говорят, по протекции кого-то из приближенных адмирала Канариса) и Мулла. «Муллой» Ланцирга окрестили после того, как в одном из хорватских городков, гарнизон которого трое суток осаждали партизаны, он взобрался с пулеметом на минарет и просидел там до прихода карательного батальона, не произведя ни единого выстрела, ибо для его пулемета партизаны так и остались недосягаемыми.

Еще не зная сути операции, в которой им предстоит принимать участие, они тем не менее уже не сомневались, что вылетать придется в одну из стран, не входящих в конгломерат рейха, а потому предпочитали предстать перед группой под кличками. На всякий случай.

— Беркут, — в свою очередь отрекомендовался Штубер им и другим подошедшим офицерам.

— Мы-то тебя знали как Грифа, — заметил Корсар.

— В этом мире все так изменчиво, — загадочно улыбнулся Штубер. Он на минутку представил себе, каким было бы изумление того, другого Беркута, русского лейтенанта Громова, узнай тот вдруг, где и при каких обстоятельствах будет использована его кличку.

— Особенно что касается биографий и кличек диверсантов, — согласился с ними Мулла.

— Кто бы мне назвал вон того господина в штатском? — тотчас же поинтересовался Штубер, стремясь как можно скорее перевести разговор в другое русло. Не объяснять же этим двоим историю своего псевдонима. — Был бы он в офицерском мундире, я, возможно, и узнал бы его. Во всяком случае, лицо кажется знакомым. Но держится он как-то слишком уж отстраненно от всего, что здесь происходит.

— О, это тот самый Стефан Штурм, — вполголоса объяснил один из троих подошедших офицеров, назвавшийся Мюллером. Во время восхождения Гитлера на политическую пирамиду штурмовики из отрядов СА почти сплошь предпочитали представляться «Мюллерами». Похоже, эта традиция начала приживаться и в отрядах СС.

— «Тот самый»?

— Нуда.

— Вот насколько я отстал от всего, что происходит сейчас в рейхе… Даже не попытаюсь вспомнить, потому что это бессмысленно. Россия, знаете ли. Вести из рейха доходят, как с того света.

— Так ты из России? — вмешался в их разговор Мулла. — Прямо оттуда?

Однако Штубер не ответил, и это дало возможность Мюллеру продолжить представление «штатского».

— Я тоже знаю о нем не так уж много. Стефан Штурм, Он же Эрнст (сейчас он нам представился именно так), он же знаменитый Виммер-Ламквет[80], специалист по Восточной Африке.

— А, так это Виммер-Ламквет, гроза тубильцев?!

— Вот именно. Несколько лет действовал с небольшим диверсионным отрядом СС в Танганьике, против англичан. В Лондоне половины казны не пожалели бы, лишь бы его голова оказалась по ту сторону Ла-Манша.

— Это при скупости-то англичан. Хотите сказать, что и сейчас его доставили сюда прямо из африканских джунглей?

— Теперь он в отделе диверсий.

— Вот оно что, — внимательно осмотрел Штубер плотную фигуру Стефана.

— Завидуйте, завидуйте, Беркут.

— Да, в нашем аристократическом разведывательно-диверсионном кругу — это имя, — согласился Штубер.

Не зная Виммера-Ламквета лично, он тем не менее был наслышан, что этот человек стал агентом германской разведки в Танганьике еще до 1939 года. Затем был интернирован, но лишь как подданный рейха. Изобличить его в шпионской деятельности англичане так и не сумели, хотя подозрения у них, ясное дело, были. Штубер не ведал, какие силы пришлось задействовать шефам диверсанта, но факт остается фактом: в 1940 году Виммера-Ламквета освободил лично английский губернатор и главнокомандующий войсками в этой стране сэр Юнг.

Правда, на Стефана этот жест особого впечатления не произвел. Вернувшись в пределы рейха, «герой Африки» сразу же прошел усиленную подготовку в диверсионной школе, вступил в ряды СС и, получив звание унтерштурмфюрера, вместе с шестью курсантами этой же школы вновь отправился в Танганьику, на «большую африканскую охоту».

Всего семь человек. Но какой террор, какую диверсионную лавину они сумели организовать в Танганьике, привлекая к этому приверженных идее нацизма белых, а также подкупленных африканцев! Электростанции, мосты, пущенные под откос поезда, уничтоженные транспорты, очень не ко времени отравленные колодцы, из которых пытались утолить жажду томми из экспедиционного корпуса… Можно только сожалеть, что германские секретные службы не позаботились о том, чтобы таких отрядов появилось значительно больше. И не только в Африке.

«Тогда, возможно, и подготовка к войне с Россией велась бы по-иному, — посмел предположить Штубер. — А главное, теперь мы не выглядели бы настолько бессильными перед мощным партизанским движением, развернувшимся в России. И наспех создаваемые партизанские отряды, а кое-где и “партизанские антиотряды”[81]изменить ситуацию уже не могут».

Впрочем, Штубер не сомневался, что, когда командование посылало его на Украину с заданием развернуть анти-партизанскую борьбу, образцом действий «Рыцарей Черного леса» служили конечно же действия отряда Виммера-Ламквета. Не зря перед отправкой ему настоятельно советовали ознакомиться с совершенно секретной папкой с донесениями, поступавшими от одного из агентов, о действиях некой спецкоманды СС в Танганьике.

Штубер, правда, ознакомился с ними очень бегло и не воспринял всерьез. Слишком уж непохожи были условия, в которых ему придется действовать, на условия Восточной Африки. Но со временем понял: важны не условия действий, важна тактика, в частности тактика «выжженной земли», которую Виммер-Ламквет впервые применил в столь крупных масштабах.

Как только в дверях появился еще один офицер, Эрнст наконец повернулся лицом к остальным. По тому, как он прошелся взглядом по головам собравшихся, Штубер догадался: пересчитывает. Похоже, что этот офицер-коротышка с эмблемами танкиста был последним из тех, кого ему хотелось увидеть здесь.