Герои русского парусного флота - Владимир Шигин

— Сюда! Сюда! — кричал кто-то надсадно. — Енерал прикатил! Пужать будет!

Скаловский встал на подножку. Невольно поёжился под недобрыми взглядами окружавших его людей, кашлянул в кулак:

— Не путать я вас прибыл, а узнать о бедах ваших и просьбах!

Толпа тотчас буквально взорвалась криками. Люди, казалось, только того и ждали, чтоб высказать наболевшее.

— Долго ли ещё будут нас голодом морить?

— Пошто здоровых в карантинах месяцами томите?

— Отчего доктора зимой в море купаться силком сгоняют?

— Почему баб наших донага раздевают, а потом над ними гогочут?

— Всё вами сказанное я передам губернатору немедля! — заявил Скаловский, когда поток претензий стал иссякать. — Думаю, он непременно накажет виновных и должный порядок во всём наведёт. Вы ж не бунтуйте, а расходитесь по домам.

Контр-адмирала провожали враждебным молчанием. В справедливость губернатора Столыпина никто не верил.

— Вот видите, Иван Семёнович, сказывал я вам, что переговоры здесь никак не помогут! — недобро усмехнулся Столыпин, когда Скаловский рассказал ему о поездке.

— Но разве трудно наказать виновных в тех беззакониях, что творились с людьми, ведь очевидно, что на Корабельной стороне голод! — наивно поинтересовался контр-адмирал.

— Я вам удивляюсь! — покачал головой Столыпин. — Непорядки у нас были и будут всегда, но исправление оных есть дело лиц чиновных. Согласен, что пока чумы в городе нет, что врачи переусердствовали, но ведь делали они всё для пользы общей. Потому за сие их не наказывать, а награждать надобно. Что касается черни, то ослушание её есть не что иное, как самый настоящий бунт! Никаких переговоров более вести с бунтовщиками я не намерен, пришла пора штыков и картечи — это лучшее из всех лекарств!

— Честь имею кланяться! — сухо попрощался Скаловский.

Адъютанту он велел везти свои вещи на корабль, при этом сказал:

— Здесь нам более делать нечего! Моряки жандармам не товарищи!

А восстание охватывало тем временем всё новые и новые улицы матросских слободок. В те минуты, когда в губернаторском доме совещались о том, какие меры лучше употребить на усмирение толпы, повстанцы уже вовсю громили дом вице-адмирала Патаниоти. Оказавшийся там флаг-офицер черноморского флагмана пытался было защитить адмиральское добро, крича:

— Наш адмирал хороший! Нельзя его разорять!

— Врёшь! — ответили ему мастеровые. — Он нас, плотников, по зубам лупцевал? Лупцевал! Теперь за евойные хфокусы и тебе врежем!

И врезали, да так, что незадачливый лейтенант едва уполз. Горели дома, то там, то здесь слышались выстрелы, крики, ругань.

По дороге на Графскую пристань коляску Скаловского внезапно остановили. Теперь толпа была настроена куда решительнее, чем при первой встрече. Это контр-адмирал понял сразу.

— А ну-ка выходь! — дёрнул его за рукав какой-то отставной унтер. — Щас мы те покажем!

С контр-адмирала сорвали эполеты, силой затащили в ближайшую церковь.

— Дай расписку, что чумы в городе нету! — кричали ему яростно.

— Я не врач! — пытался отнекиваться Скаловский.

Внезапно он увидел в толпе своего бывшего канонира с «Александра» Трофима Афанасьева Тот едва заметно кивнул и схватил за рукав больше всех кричавшего, того, кто призывал собравшихся убивать всех начальников подряд без разбора.

— Что мелешь! — оттолкнул оратора в сторону. — Отличать надобно настоящих мироедов от невинных людей! Сей адмирал — Скаловский! Он в сенявинской средиземной кампании один с пятью хранцузскими кораблями дрался и всех побил! А Егорий его не за порки шпицрутенами получен, а за храбрость военную!

Речь отставного канонира должное впечатление произвела. Внимание к Скаловскому ослабло. Повстанцы решили идти ловить настоящих мироедов. Воспользовавшись этим, Афанасьев помог контр-адмиралу покинуть церковь. Выбравшись на улицу, Скаловский примкнул к колонне солдат Орловского полка, направлявшегося на перекрытие улиц. Вёл колонну генерал-майор Турчанинов. Но вскоре встала и колонна. Восставшие окружили солдат. Те сразу побросали ружья — «мы против своих не вояки». Офицеры обнажили сабли.

— Что будем делать? — обратился к Скаловскому Турчанинов.

— Давать расписку! — ответил тот. — Главное сейчас не допустить крови!

Тут же на барабане Скаловский с Турчаниновым начертали: «1830 года, июля 3 числа, мы, нижеподписавшиеся, даём расписку жителям города Севастополя в том, что в городе Севастополе не было чумы и нет, в удостоверение чего подписываемся. Турчанинов, Скаловский».

Лишь к вечеру добрался контр-адмирал на корабль, где и слёг с приступом сердечным.

Через несколько дней в город уже вступали верные престолу войска. Вёл их граф Воронцов. Начались аресты, суды, казни. Свидетелем пытались привлечь к судам и Скаловского. Ведь контр-адмирал был среди повстанцев и должен был знать зачинщиков. Но Скаловский от участия в судилищах отказался наотрез. Когда же следователи наехали к нему на квартиру, он выставил их за дверь, заявив:

— Зачинщиков и зачинщиц я не заметил. Вся толпа упорствовала одинаково!

Это показание Скаловского осталось в материалах судебного дела.

Севастопольские события произвели на боевого контр-адмирала самое гнетущее впечатление. Чтобы как можно скорее забыть всё это, он старается с утра до вечера заниматься служебными делами, бывать на кораблях и ходить в море.

Походы к берегам Кавказа стали последней страницей богатой событиями жизни Ивана Семёновича Скаловского. По несколько раз в году он водил всё новые и новые отряды кораблей туда, где вздымались до горизонта синие горы, где пули горцев легко находили себе жертву. А подорванное службой здоровье всё уходило. Всё труднее становилось взбираться по крытым корабельным трапам, но, как и прежде, на бизань-мачте флагманского корабля очередной крейсерской эскадры развевался его флаг. Пришло время, и старый адмирал почувствовал, как болит изношенное сердце. Командующий флотом адмирал Лазарев приехал, чтобы навестить больного.

— Штаб-лекарь весьма озабочен вашим состоянием! — произнёс он, присаживаясь в изголовье больного.

Скаловский лишь слабо махнул рукой и тотчас перевёл разговор на другую тему.

— Волнует меня, что на «Варшаве» рангоут худо поставлен, а «Андрианополь» тимберовки требует!

— Будет тебе! — остановил его Лазарев. — Сейчас думай о своём здоровье и лежи!

— Нет уж, — привстал на локтях разобиженный Скаловский. — Мне нынче отлёживаться недосуг, мне корабли к берегам абхазским вести надобно!

И водил. Водил, когда уже отказывали ноги, и на шканцах он мог только сидеть на принесённом раскладном стуле, водил, когда стаканами валерьяновой настойки глушил боль в сердце.