Самая долгая ночь - Грег Кайзер

— Как обычно, голландские жандармы, гауптштурмфюрер. Плюс несколько из орпо. Точно число мне неизвестно. Где-то около десятка человек.

— А эти охранники? Они патрулируют каждый вагон? — поинтересовался Пройсс, вспомнив, как он утром заставил жандармов скрючиться на подножке каждого вагона.

— Нет, гауптштурмфюрер. Они находятся в последнем вагоне. Как обычно. Евреи заперты в своих вагонах, как вы понимаете, — Брумм в очередной раз улыбнулся своей кривой улыбкой. — Это наша обычная практика.

— Да, да, понимаю.

— А в чем, собственно, проблема? — поинтересовался Брумм.

Вопрос был задан в лоб. Как и ожидал Пройсс. Именно этого он и боялся. Впрочем, ответ у него имелся, но случай воспользоваться им там и не представился. Потому что в следующий миг в кабинет, громко топая, ввалился оберштурмфюрер Геммекер; из-под фуражки торчали мокрые волосы. Пройсс повернулся к коменданту Вестерборка. Геммекер был чуть старше его, ближе к сорока, высокий и, по мнению Пройсса, внешне слишком привлекательный для своей должности. Светлые волосы, правильные черты лица, словно нарисованные искусным рисовальщиком.

— Что вы хотели? — спросил Геммекер, пристально глядя на Пройсса из-под аккуратно подстриженных бровей.

Пройсс был всего на одно звание выше его, но перед Геммекером он держал себя так, будто был как минимум на десяток рангов выше. Как будто сам господь бог или рейхсфюрер СС явился к нему в лагерь и принялся раздавать указания.

Какой, однако, наглец, подумал Геммекер. А все потому, что на рукаве у него нашивка СД, а в старые добрые времена он служил в карательных отрядах. Геммекер слышал, будто этот Пройсс приятель Науманна, нового начальника сил СД в Гааге, так что, — хочешь не хочешь, — но с этим нахалом придется держаться в высшей степени учтиво, если не подобострастно. С другой стороны, до него дошли слухи, что Пройсс в сорок втором перенес нервный срыв и его в срочном порядке отправили домой, в госпиталь, чтобы он мог подлечить расшатанные нервишки. Прошлой осенью он оказался в Амстердаме только благодаря своему приятелю и покровителю бригадефюреру.

Выскочка, подумал Геммекер, глядя на Пройсса. Убийца, гордый тем, что у него руки по локоть в крови после того, как он пачками кидал восточных жидов в братские могилы. Интересно, с чего это он решил пустить мне пыль в глаза?

— До меня дошли кое-какие разговоры в Амстердаме, — произнес Пройсс, и Геммекер откинулся на спинку кресла. Он пригласил гауптштурмфюрер к себе в кабинет, чтобы только не оставаться в сырой комнатенке Брумма, и закурил «Экстайн номер пять». Пройссу он также предложил короткую, толстую сигарету в зеленой пачке. Гауптштурмфюрер сигарету взял, правда, слегка поморщив нос. Было видно, что она не слишком хороша для него.

— И? — уточнил Геммекер, но Пройсс ничего не ответил.

— Гауптштурмфюрер, сегодня у нас на редкость тяжелый день. Нам нужно до наступления ночи произвести отбор и приготовиться к погрузке состава, — начал было Геммекер, но Пройсс лишь помахал рукой с зажатой в ней сигаретой. Ее дым скрутился тугой спиралью.

— Я отлично это понимаю, оберштурмфюрер, — от Геммекера не скрылось, с какой отчетливостью Пройсс произнес его звание. — И потому сейчас перейду к делу.

«Давно бы так», — подумал Геммекер. Он на несколько мгновений задумался об Элизабет, которая ждала его в соседней комнате. В его особняке не было ни сырых полов, ни протекающих крыш, особенно в спальной комнате.

— В Амстердаме до меня дошли слухи о заговорах, — произнес Пройсс.

— Вот как? — Геммекер закурил очередную сигарету. Он представил себе губы Элизабет, ее улыбку, когда она лежала в его постели.

— Насколько я понимаю, участники Сопротивления планируют украсть у нас наших евреев, — продолжал Пройсс. Его крошечные глазки смотрели твердо и пронзительно.

— Вы шутите.

— Увы, боюсь, что нет. Я специально прибыл с сегодняшним транспортом, дыбы убедиться, что поезд благополучно достиг лагеря. Не исключено, что и ваш состав, который вы отправите завтра утром, так же подвергается риску.

— Какому риску? — уточнил Геммекер, но Пройсс предпочел отвести взгляд в сторону. Геммекер взглянул на настенные часы рядом с дверью, как раз за спиной его собеседника. Три часа. А ведь сейчас его ждет Элизабет.

— До абвера дошли слухи, — пояснил Пройсс.

— До абвера?

— Да, от их осведомителей, работающих в подполье среди участников Сопротивления. Так мне было сказано. Самим подполковником абвера. Его имя Гискес, — Пройсс нарочно произнес фамилию абверовца четко и медленно. При этом он старался не смотреть в глаза своему собеседнику.

— Слухи? И это все?

— Почему же? Отнюдь. Вы слышали про случай в Бельгии на прошлой неделе? — спросил Пройсс. — Евреи совершили побег из поезда, который следовал из лагеря в Мешлене на восток.

Этой новости Геммекер не слышал, однако кивнул, мол, да, я в курсе.

— Кто поручится, что и на этот раз не произойдет ничего подобного, вот что хотел сказать офицер абвера.

— Я отправлял евреев задолго до того, как вас перевели в Амстердам, гауптштурмфюрер, — произнес Геммекер и погасил окурок в фарфоровой пепельнице. — Я еще не потерял ни одного еврея из посаженных мною на поезд.

И хотя он произнес эту фразу отнюдь не в пику своему собеседнику, тем не менее Пройсса она жутко разозлила. На какой-то миг Геммекер подумал, что гауптштурмфюрер сейчас встанет и хлопнет дверью, но Пройсс остался сидеть и лишь потирал большими пальцами виски. Ему на мундир упала горстка сигаретного пепла. Неотесанный мужлан, вот кто он такой. Бывший почтовый служащий, если верно то, что о нем говорят.

Голос Пройсса, когда тот наконец заговорил, был подобен змее, готовой броситься на свою жертву:

— Если они захватят ваш поезд, оберштурмфюрер, лишь потому, что вы не приняли надлежащих мер, вы сами пожалеете, что не прислушались к моему совету.

Это была уже неприкрытая угроза.

Геммекер подался вперед и оперся локтями о стол. Часы за спиной Пройсса показывали пять минут четвертого. Элизабет не любила, когда ее заставляли ждать.

Интересно, в какие игры пытается играть с ним этот бывший почтмейстер? Что это? Предостережение абвера о возможном побеге? Чушь! Что может знать абвер про евреев? В конце концов — евреи ведь по части Пройсса. Впрочем, если дать этому мужлану выговориться, тот сам скажет ему, что делать и как, причем в таких мельчайших подробностях, что просидит здесь у него за столом едва ли не до самого утра. Ему не надо объяснять, что такое СД — мелкие людишки, которые только пыжатся и строят из себя бог весть что.

— Хорошо, я удвою охрану. Вас это устраивает?

— Вы должны поставить охранников в каждый вагон, — ответил Пройсс.

Он даже не представляет, что говорит, подумал Геммекер. Он, что, не в курсе, что выходящие отсюда составы формируются из вагонов для перевозки скота? Там нет места ни для каких охранников, если только их не поставить прямо посреди куч еврейского дерьма. Или посадить на крышу, или на подножку, но какая от этого польза, если евреев под самую завязку набили в вагон, а дверь закрыли на засов?