Хранитель лаванды - Фиона Макинтош

— Я не оставлю тебя, Лизетта. Мы связаны, хотим мы того или нет. Вдобавок я получил приказ от Килиана.

— Так делай, что должен.

Люк смотрел на нее, утратив дар речи.

Она перевела дыхание.

— В этой записке он приглашает меня не в свой кабинет и даже не в отель. Предлагает выпить кофе у реки. Не очень похоже на человека, обеспокоенного какой-то угрозой. Может, ему интересен мой взгляд на случившееся.

Люк нервно расхаживал по комнате. Лизетта решительно сжала губы: ее не переубедить, нечего и пытаться. В Любероне он однажды спросил ее, каково это — жить в Лондоне, под постоянными бомбежками. Она отвечала ему буднично, без тени страха: «Мы каждый день чуточку умираем». Да, те, кто ее завербовал, сделали хороший выбор — одинокая, ни с кем не связанная, ни от кого не зависящая. Идеальный вариант. Она обладала умом и очарованием, способностью вливаться в любое окружение — истинным талантом разведчика. Лизетта умела быть выдержанной и хладнокровной, но Люк полюбил серьезную и романтичную девушку, охваченную радостью на лавандовых полях, наслаждающуюся возможностью снова говорить по-французски и признавшуюся ему, что обожает роман о вспыльчивом влюбленном безумце — Хитклиффе.

Люк понимал: Лизетте важно задание, собственная безопасность ее не волнует. В Л’Иль-сюр-ла-Сорг ею двигал страх, что она не сумеет выполнить миссию, на которую ее отправил Лондон. Вот и теперь ее твердая решимость встретиться завтра с Килианом объяснялась верностью приказу. Уговорить ее выйти из игры возможно только на ее же условиях. Пусть считает, что задание и впрямь очень важно.

— Как ты это проделаешь? — спросил он.

Лизетта разгладила лоб кончиками пальцев.

— Буду откровенна. Расскажу ему о Л’Иль-сюр-ла-Сорг. Если я опережу его и во всем признаюсь, то как ему меня в чем-то подозревать?

— Что ж, это один из вариантов.

Она грустно улыбнулась.

— У меня нет выбора. Знаю, ты бы рад спорить, но, честное слово, бросить все и уйти — очень глупо. Будет выглядеть еще подозрительнее. Ты же и сам понимаешь…

Сейчас Люк ненавидел ее за логичность и рассудительность.

— Ты права, — понурился он.

— Ты согласен? — удивленно спросила Лизетта. Люк едва не рассмеялся. Голос девушки зазвучал нежнее. — Знаешь, вот только что, на миг, суровый партизан исчез, остался только романтичный любитель лаванды, покоривший мое сердце.

Все сопротивление Люка растаяло.

Он протянул руки к возлюбленной.

— Мне невыносима мысль потерять тебя, — прошептал он.

Прошло долгое время, прежде чем Лизетта мягко высвободилась из его объятий.

— Мне надо сохранить ясность мысли. Я любовница Килиана, а ты — приставленный ко мне шпион.

Люк кивнул. Он справится, вынесет эту муку, даст Лизетте прожить эту часть ее жизни так, как она считает нужным. А потом, если они оба выживут, он соберет воедино все разрозненные куски, сложит все заново.

— Adieu, — сказал он. А что тут еще-то скажешь.

Лизетта кивнула.

— Adieu .

Люк поцеловал ее в обе щеки, легонько коснулся поцелуем губ — и шагнул за порог.

Выходя из дома Лизетты, он не знал и не мог знать, что немецкий турист на другой стороне улицы, вроде бы фотографирующий жену на Монмартре, на самом деле навел объектив на Люка. И даже успел сфотографировать его второй раз, на переходе, прежде чем Люк затерялся в сумерках парижского вечера.

На следующий день Килиан ждал Лизетту на мосту Понт-Неф. Еще вчера он стоял тут, гадая, уж не шпионка ли она. Но сегодня, глядя, как она улыбается ему, пробираясь через толпу, он слегка устыдился, что ему это пришло в голову.

Леве подтвердил, что вчера вечером Лизетта вернулась домой одна, поужинала и в восемь часов выключила свет. Утром она отправилась на работу, а во время ланча ненадолго выскочила за покупками.

Выжидая на переходе, она помахала полковнику, и тот не сдержал ответной улыбки. Она так юна, так красива, в равной степени немка и француженка. С какой стати ей работать против него? Нынче утром он осторожно проверил ее, воспользовавшись полезными связями и попросив знакомых о некоторых одолжениях. Несколько телефонных звонков подтвердили историю Лизетты: она жила в Страсбурге, в семнадцать лет осталась сиротой — родители погибли в автокатастрофе. Подняли даже школьные записи. Главным свидетельством благонадежности, разумеется, оставался Вальтер. Нет, Лизетта не сотрудничает с врагом!

Глядя на приближающуюся девушку, Килиан пожалел о вчерашней импульсивной встрече со Штюльпнагелем. Конечно, он поступил правильно — но не разворошил ли тем самым осиное гнездо? Надо было подождать. К сожалению, уже ничего не поделаешь. Что ж, возможно, новый план поможет ему избавиться от тревог.

— Привет, Маркус, — запыхавшись, выдохнула Лизетта. Без тени смущения она обхватила его руками за шею, крепко обняла, три раза поцеловала в щеки и снова прижалась всем телом. — Ты какой-то грустный сегодня.

— Правда? Прости. Я мечтал, как бы было замечательно встретить тебя, когда мне было тридцать.

— Но мне тогда было пятнадцать, — хихикнула девушка. — И я была по уши влюблена в Дидье Бодо, шестнадцатилетнего шахматиста. У меня коленки подкашивались, когда у него челка на глаза падала.

Килиану стало смешно.

— Он бы не сделал тебя счастливой.

Лизетта засмеялась.

— Ты абсолютно прав. Спасибо, что пригласил меня.

— А ты думала, я больше тебя видеть не захочу?

— Ой, что ты! — Она застенчиво улыбнулась. — Такая чудесная погода, да? Совсем уже весна.

— Давай пройдемся. Прогуляемся вдоль Сены.

— Чудесно. — Лизетта продела руку ему под локоть, и они неторопливо зашагали по мосту мимо крохотных букинистических лавок с подержанными книгами на любой вкус.

— Люблю старые книги, — призналась Лизетта.

— В самом деле? Ты слишком юна, рано хоронить себя в пыли древних фолиантов.

— Не гляди на меня свысока. Мне нравятся старинные вещи. Вот ты, например.

Полковник расхохотался.

— Как ты провела эти два дня?

— Скучала по тебе. Это очень плохо, учитывая, что мы едва знакомы?

Он украдкой бросил на нее полный нежности взгляд и покачал головой. Так хотелось сохранить это чувство — слишком долго его мир был погружен в серое.

Они сошли с моста и зашагали по Левому берегу, вниз по течению.

— Ты слыхал поговорку — мол, Левый берег думает, Правый берег тратит? — спросила Лизетта.

— Из-за Сорбонны? — предположил Килиан.